– А как молоко в грудях? – привела достойный аргумент Матрена.
– А-а! Тогда понятно…
– А на баб-то, на баб как он нападает? – полюбопытствовал Извара.
– На жен похотствует не вельблуд, а слон! Ростом он со стог сена, а на харе вместо носа – елда!! Вот эдакой толщины!
Матрена приподняла вдоль поставца свою неохожую ногу, скрытую подолом. Но и сквозь подол ясно было, что размеры слонового уда необыкновенны!
– И перед тем как броситься на несчастную жену, слон в свою елду еще и трубит!
– Почто трубит-то? – вопросила с сундуков Мария.
– А я почем знаю? Я с им не беседовала. Знаю только, что по Африкии бродят скоморохи со слонами…
Феодосья напряглась.
– Слон по окрику главного скомороха поднимает елду и начинает охапивать да обласкивать ей блудную девку…
– Плясавицу? – вопросила Феодосья.
– Ну да… А се… И наконец он девку сию поднимает на елде выше головы!
– Ишь ты! – удивился Извара. – А еще говорят: как ни востра, а босиком на елду не взбежишь.
– Не всему верь, что говорят, Извара Иваныч, дорогой! А еще тем слон страшен, что разносит чуму.
– Господи, спаси!
– В Москву какой-то Африкийский царь прислал в подарок нашему государю-батюшке Алексею Михайловичу слона.
– Уморить хотел отца нашего, заступника?!
– Знамо дело, – авторитетно поводила плечами Матрена.
– Провели чудище энто по улицам. И начался в Москве мор! Государь Алексей Михайлович принял меры противу погибели: заколачивать избы, в которых некто заболел чумой, сжигать дома, никого изнутра не выпуская. Но мор не прекращался. И тогда царь наш батюшка смекнул, что слон адский чуму нанес. И повелел Алексей Михайлович слона убить до смерти и сжечь. Земские люди кольями слонищу закололи, сожгли до пепла. И мор остановился! А того африкийского слугу, что водил чудище по улицам, привязали к столбу и обливали кипятком, пока не сварился.
– Это верно!
– Так и надо нехристю.
Возбужденное событиями дня, семейство еще долго сидело за столом, беседуя и слушая байки Матрены. Первой заснула на сундуках Мария. Оставив возле нея караул в лице кривоглазой Парашки, все разошлись по покоям.
Феодосья взошла в свою горницу совершенно сонная. Прикрыла дверь. Села на одр. Поглазела на огоньки лучины и свечей. Зевнула. И в этот момент из угла метнулась золотисто-черная тень.
– А-а!.. – в ужасе вскрикнула было Феодосья, но чья-то крепка, как засов, рука сжала ей уста.
Глава шестая
Любострастная
– Вор! Вор! – затщилась выкрикнуть Феодосья.
И было бы шуму – чего-чего, а верещанием Феодосья была сильна, но запечатались уста воровской дланью, словно камнем, приваленным к пещере со святыми мощами. Другой рукой супостат обручил Феодосью ниже груди, охапив накрепко и руки ея. Феодосья судорожно вдохнула, чтоб в третий раз извергнути крик, и даже извергнула было снова: