- Да. Он приказывал, я исполнял.
- У вас сохранилась хотя бы одна записка?
- Кто же такие бумажки собирает?
- Жаль. Сейчас это послужило бы вам на пользу.
- Стало быть, не рассчитал.
- Коротков, что вы можете сказать на сей счет?
- Никаких записок не было, ничего Перфильев не приказывал, все наоборот. Казалинский через меня передавал ему, что для кого сделать.
- Следовательно, фактическим организатором и руководителем вашей группы является Казалинский?
- Да.
- Гад ползучий, - сказал сквозь зубы Казалинский, посмотрев с прищуром на Короткова.
- Ведите себя прилично, - сделал ему замечание Ковалев. - Вы не на базаре.
- Скажите, Коротков, не выражал ли Перфильев желания прекратить все эти преступные сделки?
Коротков подумал немного.
- В прошлом году, осенью, был у меня с ним разговор. В трезвом состоянии он очень боялся. Позвонил мне ночью, попросил зайти. Лены не было, ездила в Москву. Александр Антонович весь трясся, хотя и нетрезвый. Баста, говорит, пора кончать, выхожу из компании. Велел передать Казалинскому, что больше между ними ничего нет. Я передал.
- Как реагировал Казалинский?
- Скажи, говорит, этому слюнтяю, что поздно хватился. Он у меня, говорит, в кармане.
- И Перфильев раздумал? Испугался Казалинского?
- Да.
- В дальнейшем он не возвращался к этой мысли?
- Нет.
- Но во время пикника вы старались от чего-то его отговорить. При этом было произнесено слово "конфискация". Объясните, пожалуйста.
Казалинский сидел, словно окаменев, и исподлобья глядел на Короткова. Тот тоже поглядел на него, отвернулся и, помолчав, произнес задумчиво:
- Это была совсем другая мысль.
- А именно? Уточните, прошу вас.
- Александр Антонович решил идти с повинной.
- Когда же он пришел к такому решению?
- На майские праздники.
- Казалинский был осведомлен об этом?
- Конечно.
- И вы пытались Перфильева отговорить?
- Я пытался. - Коротков сделал ударение на "я".
- А что Кааалинский?
- Он сказал, что Перфильева надо обезвредить.
- То есть?
- Убить.
- Болван! - крикнул, привстав со стула, Казалинский. - Что ты несешь!
- Да-да, гражданин следователь, - не обращая на него внимания, объяснял Коротков. - И он убеждал меня убить, обещал отдать половину всех денег, какие у него есть. Но я отказался.
- Гаденыш проклятый, кто тебе поверит?! - закричал Казалинскнй.
- Правильно, - для одного Журавлева продолжал Коротков. - Pазговаривали с глазу на глаз, не докажешь. Но я говорю чистую правду.
Заявление Короткова было совершенно неожиданно. Чтобы его переварить и усвоить, требовалось время. Ковалев даже пренебрег чересчур шумным поведением Казалинекого. Журавлев вынужден был признаться самому себе, что сильно недооценил этого "гаденыша проклятого", как, вероятно, недооценивая его и Казалинский.