Ладно, надеюсь, дикари не настолько дикие, гипс мне снять смогут. Осталось до них добраться. Куда вот только? Немного постояла, опираясь на поваленное дерево, пытаясь сообразить, где у нас река. Вроде недалеко должна быть, я совсем немного от нее отошла. Не вижу. А главное — не чувствую. Все прошлые дни меня к воде тянуло со страшной силой, а сейчас — не чувствую я воду. Может, потому что лес насквозь промок от дождя, и влага везде? Присела на поваленное дерево, пытаясь хоть как–то собраться с мыслями. Откуда я шла? И где было солнце? Так, стоп, а оно вообще было? Нет, были облака. А дерево? Когда я шла от реки, оно падало чуть наискось, не к реке, но… в голове опять все мутится, в глазах темнеет. Холодно.
Пережидаю приступ и решительно поднимаюсь. Надо идти, иначе я замерзну. Спичек нет, огонь развести нечем. Вспоминаются детские книжки, где рассказывалось, что в далекие времена люди еще не умели разводить огонь, и потому использовали тот, что загорался при ударе молнии в дерево. Увы. Молния была, в дерево ударяла, вот только огня… нигде даже и не тлеет, все залило сильнейшим ливнем.
Иду. Кажется, что к реке, вот только все никак до нее не дохожу. С деревьев падают холодные капли, лес промок насквозь, совсем как я. Холодно. Зубы выбивают дробь, перед глазами все расплывается, и ветки все чаще бьют по лицу, просто потому, что я не успеваю их вовремя заметить. И корни под ногами я не все замечаю тоже. Спотыкаюсь. И не раз, и не два. А реки все нет, а в лесу все темнее… И на этом, кажется, все.
Дальше сны, смутные, бессмысленные. Словно я все пытаюсь идти, а ветви деревьев оплетают меня, будто цепями, и вздыбившиеся из земли корни не позволяют сделать и шага. А я все рвусь, рвусь…
— Тихо, Лара, не надо. Куда ты? — шепчет голос, слишком знакомый, чтоб я могла не узнать. Слишком родной, чтоб могла не послушать.
— Нэри, — и ветви оборачиваются руками, такими нежными, теплыми. И прижимают меня к груди. — Нэри… — как уйти от него, если он — во мне, если он — часть меня, как те капельки его крови, что однажды во мне растворились? Я могу убежать, спрятаться, возненавидеть, но закрывая глаза буду вновь слышать его голос и чувствовать запах. — Нэри…
— Я здесь, Ларочка, здесь, я с тобой. Не бойся. Спи.
Сплю. Как иначе услышала б я его голос? Просто сплю. А он — где–то совсем далеко, он улетел. Это ничего, ведь я сама так хотела. Я просто привыкла слишком. Я отвыкну, это не страшно…
— Прости меня, Лар, — вновь шепчет мне тьма его голосом, но я не понимаю.
— За что?
— За все. Я, правда, хотел тебе помочь. Только помочь. Я никогда не желал тебе зла. Просто… ну, видно нет у меня того «добра», что нужно тебе.