— А вы чё, пацаны, будете с бабками делать? — спросил Мурик, как ни в чём не бывало.
— А ещё пыли возьму — стакан! — решительно объявил Муха.
— А я коробан шишек и батл водяры.
— Радиков!
— А я винища ящик.
— А потом, давайте, мы все встретимся!
— Ну конечно — тараньте всё на район.
И мы расхохотались.
Мурик, братан, сколько раз с тех пор мы с тобой друг за друга вписывались…
Следующей осенью самой модной дискотекой вместо «Медика» стал «Океан» в микрорайоне «Орбита», за университетским городком, а нам успел занозить новый район под названием «Химзавод», уже пользовавшийся репутацией сборища полных охломонов и беспредельщиков. Их банда образовалась спонтанно, из разрастания безликих новостроек посреди «шанхайских» трущоб на одной из окраин города, вокруг одноимённого предприятия, за которым город уже терялся в непроходимой роще, служившей ему естественной границей. Помимо трёх рюмочных, уже с утра забиваемых до отказа синей от лагерных чернил и этилового спирта публикой, достаточно скорой на взаимную расправу, этот густой массив не обладал иными признаками урбанистической цивилизации, в связи с чем именно на него приходился рекордно высокий для государственной статистики тех лет процент умышленных убийств и изнасилований с отягчающими обстоятельствами. Милиция обходила и объезжала эти места с суеверным пиететом. Если в рюмочных вспыхивали конфликты, то парой оплеух здесь дело само собой не ограничивалось. Начиналось массовое, беспорядочное рукоприкладство, в ходе которого в дело незаметно влетала опасная бритва или топорик, а если какому-то бедолаге везло меньше других, то его бездыханное тело с раскроенным черепом помирившаяся компания, выпив за упокой, дружно оттаскивала и скидывала в местный пруд, составить компанию обесчещенным девушкам и ограбленным на трояк старушкам. По весне из пруда всплывали трупы на радость голодным каннибалам, так как круглый год в чаще кроме беглых каторжан, согласно доходившим в центры гротескно искажённым слухам, скрывались ещё и серийные маньяки да людоеды. Подрастающее поколение в тех краях, разумеется, стремилось ни в чём не уступать взрослым.
Собирались мы как обычно на старом месте, в школьном дворе, на 16-й, хотя уже к тому времени многие с нашего круга предпочитали не ездить на традиционный район, а собираться прямо у нас во дворах и даже подтягивать к себе круги из других частей города, так что впоследствии название «Каганат» стало у всех ассоциироваться именно с нашими кварталами.
Стоял прохладный осенний вечер. Школьный двор постепенно переполнялся спокойной, но решительно настроенной молодёжью. Кто-то чтобы чуть-чуть согреться жёг на футбольном поле спиртовые таблетки. В лунном свете поблёскивали лезвия складных и кухонных ножей, которые демонстрировали друг другу самые отвязные из наших. Слышался хохот — кто-то подшучивал над Ильнуром, грузчиком из гастронома, который пришёл с длинной хлеборезкой. Адик взял её у него и размахивал, как шашкой. Раха пустил по кругу бутылку терпкого вермута. Подошёл Муха: «Пойдёмте к центральному входу, там Мара речь задвигает». Мы двинулись к крыльцу, где на ступеньках стоял и кричал на нас, на всех Мара. Он напоминал мне какого-то диктатора из фильма.