— Когда-то нас было десять человек, и вы сами знаете, как мы подняли «Каганат». Нам никто в хуй не упирался. Если была ноза от «Доса», мы шли на «Дос», от «Дерибаса» — мы забивались с «Дерибасом», мы опускали «бруклинских», мы гоняли по всем центрам «льдинковских». Чем вы можете похвастаться? Я уже давно ничего не слышу про молодой «Каганат»! Мне никто не рассказывает про вас никакие истории… Вы поколение беспонтов, вы ничего не стоите. Чем вы вообще по вечерам занимаетесь? Мы не для того положили здоровье, а кто и жизнь за «Каганат», чтобы про нас просто так забыли. Вы посмотрите, какая вас толпа, да я бы на вашем месте весь город уже на уши поставил! Идите на центры. Берите центры. Громите их, если надо. Упирайте все остальные банды. Загоняйте их в стойло. Пусть про вас цинк идёт по всем районам, и пусть он не стихает. Помните, что мы короли центров. Все эти улицы принадлежат нам. Эти улицы наши! Поняли?! Вот я в последнее время не могу понять, по каким вы понятиям живёте, как вы себя ведёте? — он поискал глазами в толпе. — Алмазик! Иди-ка сюда. Выходи прямо на центр. Вот вы полюбуйтесь на этого индивида! Мне рассказали, что вчера его видели на остановке с кентами из шараги, с «покеровскими». Они сорвали с него кепку и сели в автобус. И что он сделал.?! Он заржал как идиот и ещё помахал им! Так было или нет, Алмазик?
Алмазик, толстый пацан, из обеспеченной семьи, стоял обречённо повесив голову. Он уже всё понял.
— Я отшиваю тебя, Алмаз. При всех говорю — ты больше не «каганатовский»! — и, выдержав драматичную паузу, добавил с истерической ноткой. — А теперь мочите его пацаны!
Повисло мёртвое молчание. В голове медленно с трудом совершался переворот — только что мы здоровались с пацаном, со своим другом, с «каганатовским», с достойнейшим из достойных, и вот, теперь, в мгновение ока, он превратился в черта, об которого можно вытирать ноги. Мало того, что можно — только что было сказано, что его нужно избить. Нужно, для того чтобы отстоять честь «Каганата», которую он так неосторожно уронил.
Первым выскочил Мурик. Несмотря на небольшой рост, он ловко загнал Алмазику плюху прямо в челюсть. За ним подскочили другие. Алмаз не отбивался, только отступал и пытался закрывать голову руками.
— Хорош, хорош, пацаны. Хватает, — уже более спокойно, поостыв, скомандовал Мара. Потом, даже не посмотрев в сторону Алмаза, он холодно бросил. — Иди отсюда.
Толстяк медленно поплёлся вон, мимо бывших братков, которые старались не смотреть на него. Тем временем Мара продолжил:
— Я хочу, чтобы от этого ёбаного «Химзавода» не осталось камня на камне. Втопчите их в асфальт, в их химовскую грязь… Ты чё там слоняешься? — Это он адресовал Алмазу, который всем своим видом выражая душевные терзания, вместо того чтобы уйти домой, тихо ходил взад-вперёд за кустарником. — Иди сюда. Давай-давай иди сюда. Говори, как есть — сколько сделаешь для района, чтобы вернуться на «Каганат»? Сколько на общак положишь?