Я подбежал к ней и, протолкнув ей в рот большой палец, изо всей силы прижал её язык к подъязычной области. Её зубы начали стискиваться, подобно заострённым тискам с мощным давлением. Её рот заполнился моей кровью. «Если она откусит мой палец, она может подавиться им, точно так же как и языком», промелькнуло у меня в голове, пока я второй рукой, наконец, дотянувшись до телефонного аппарата, набирал «03».
Я провёл тогда с ней сутки в токсикологии. Мне выдали список лекарств, которые я должен был приобрести. Мне необходимо было занять денег на эти лекарства, потому что у самого не хватило бы. Я решил начать завтра утром со своего рабочего места. Организация, в которой я работал к тому времени уже должна была мне несколько месячных зарплат, но это ничего не значило, никому тогда ничего не платили. Бывшие советские люди учились обходиться без денег, перебиваясь натуральным хозяйством и расширенной системой семейной взаимовыручки. Пока я попросил у врачей отделения сделать всё необходимое, уголь, гемодез и т. д. в долг. Ночью пришлось удерживать её в постели, потому что она соскакивала, дралась с медсёстрами, норовила убежать бродить по коридорам больницы. Один раз я задремал, и потом, когда спохватился, нашёл её в ординаторской. Она стояла у окна и разговаривала с Луной:
— Мне никогда, никогда ещё в жизни не было так плохо… Ты хоть когда-нибудь, хоть где-нибудь на свете видела такое же одинокое существо, как я?.. — и её затрясло от сдавленных рыданий.
Она ушла из группы, а Федян в то время полностью переключился на синтезаторы, секвенсеры и прочую дребедень в том же духе. Он подружился с профессиональными музыкантами с одной небольшой студии. В обмен на его помощь в аранжировках и студийных записях, они охотно предоставляли ему время поколдовать над своим «Роландом», и он целыми днями теперь зависал там.
Однажды ночью ко мне в дверь постучалась Альфия. Она попросила меня закрыть дверь и никому не открывать. Сказала, что пришла под мою защиту. Она действительно казалась чем-то напуганной и немного растерянной. Она сказала мне, что в её жизни внезапно всё меняется, и неизвестно к лучшему, или худшему. Объяснять она не хотела, а я не стал расспрашивать. В моей компании она быстро пришла в себя, стала самой собой, такой, какой я её всегда любил. Когда я услышал от неё слова любви, я позволил чувству, которое так усиленно гнал от себя из робости, заполонить собой всё моё существо. Первые нежные прикосновения, первые, робкие поцелуи чуть не разорвали моё заходящееся в бешеных ритмах сердце, они заставили меня почувствовать себя перед лицом какой-то необъятной, непостижимой тайны жизни, которую могла открыть мне только Альфия. Её глаза, её губы, её миниатюрное стройное тело, вызывали во мне ощущения, которые едва умещались в моём сердце, настолько они казались больше чем я. Её близость заставила меня начисто забыть обо всём, затеряться во времени и пространстве, ощутить себя эфемерной пылинкой, сгинувшей в просторах Вселенной. Мы изучали друг друга, рассказывали истории из жизни, смеялись, и клялись в вечной любви. Она заснула как ребёнок, пока я расчёсывал ей волосы гребешком.