Питер Брейгель Старший (между 1525 и 1530–1569) Крестьянский танец. Около 1 568. Дерево, масло. 114x164
«Крестьянский танец» — картина, задуманная как парная к работе «Крестьянская свадьба», хотя и походит на нее стилистически, передает совсем иную атмосферу. Очевидно, что изображаемый художником сельский праздник имеет религиозный характер и связан с почитанием Богородицы или какого-либо святого. Однако у героев Брейгеля никаких добрых чувств это торжество не пробуждает. Автор подчеркивает совсем иное — в сцене безудержного веселья царит греховное забытье. Церковь виднеется вдалеке, но, кажется, о ней никто и не вспоминает. Изображенный на переднем плане танцор, выделяющийся заносчивой уверенностью в себе, с дерзким и лихим вызовом попирает ногой образованный двумя соломинами крест. К его шляпе прикреплена ложка — символ чревоугодия, а к платью его партнерши — ключ и кошелек, означающие корыстолюбие. Фазанье перо на головном уборе молодого человека, сидящего рядом с волынщиком, свидетельствует, что он одержим гордыней. Гневом охвачены готовые начать драку пьяные гуляки за столом. На тот же грех указывают и выставленные напоказ сабля и нож. Сладострастие символизирует обнимающаяся парочка. Чтобы смысл сцен стал еще очевиднее, Брейгель изображает на переднем плане брошенную на землю ореховую скорлупу — образ, отсылающий зрителя к нидерландской пословице о человеке, «променявшем спасение на лесной орех». Буйство греховных страстей разыгралось в большой церковный праздник: справа на дереве укреплен образ Богородицы, но люди отринули помышления о святости и, повинуясь лишь своим инстинктам, делают все наоборот.
Художник уводит зрителя в перевернутый мир, живущий по законам карнавала, где властвует природное, стихийное начало, неудержимое и разрушительное. Возможно, что данная картина была откликом автора на произошедшее двумя годами ранее в Нидерландах народное восстание, вызванное распространением идей кальвинизма и названное иконоборчеством. Грузные и тяжелые сельские танцоры, поражающие грубой, преувеличенной монументальностью и движущиеся в бешеном ритме, могли символизировать безудержную мощь народного возмущения, которое, переходя в бунт, сметает все на своем пути. Брейгель точно улавливает характерные жесты, позы и мимику крестьян. Реальные жизненные наблюдения он воплощает в типические, узнаваемые образы. Выдвинутые на передний план и очерченные обобщенными контурами фигуры, значительно вырастая в масштабах по отношению к дальнему пространству, превращаются почти в памятники. Чередование зеленых, черных, красных и белых пятен подчеркивает пульсирующий ритм танца, усиливая впечатление вихреобразного движения. Резкие перспективные сокращения показывают размах стремительной пляски, в которую люди вовлечены некой грандиозной силой, словно врывающейся в поле картины извне.