-Да нет же, - отвечало самому себе сознание, - этого не может быть, - убеждал себя разум, - люди не летают.
Но легкое и эфирное тело буквально отрывалось от земли, и если бы у него были крылья, оно наверняка воспарило над землею.
-Уже хочеться взлететь? - спросил горбун, и его сладкозвучный голос, пронзив пространство и время, врезался в сознание.
- Что это? - только и сумел выдавить из себя Борис, увидев за спиною Филко чудесные крылья, раскрывшиеся из горбатого уплотнения спины.
Пытаясь сообразить, что пред ним не галлюцинация, он даже хотел потрогать их руками, но тесная одежда стесняла движение, а руки отказывались служить телу. Да и все тело, пропитаное нектарным напитком, стало ватным и каким-то неестественно чужим. Единственное ощущение, которое осталось от сотни чувств и эмоций, которые некогда владычиствовали над телом, было ощущение того, что душа делает судорожные попытки сбросить тяжелые оковы, рвется взлететь. Душа пыталась овладеть неестественным состоянием нового и непривычного тела, а горбун Филко взмахнув крыльями, продолжал щебетать ему убаюкивающие трели подобные тем, какие поет птица Феникс.
-Смелее, не бойся, распрямь крылья и лети, - пел Филко-Феникс ровным сладкозвучным голосом.
Его речь расширяла сознание, а слова преобретя материальную форму становились осязаемыми, хоть возьми их руками и трогай. Филко говорил почти без остановки, а его слова, будто крылатые птицы, парили в воздухе.
-Внимайте моим речам и будьте мудры. - щебетал он. - Вам, и только вам, выпал жребий остановить зло, которое скрыто за этими священными письменами. Не спроста обнаружились эти письмена, именно накануне дня большой луны. В такие дни хозяин времени обретя силу мрака, пытается вырваться на свободу и повернуть ход истории. Этот священный камень и надпись, запечатанная семью печатями, считались неприкосновенной, их нельзя было трогать никому, ибо ослушавшийся не найдет себе покоя, даже после смерти.
-Это бред, - думал Борис, пытаясь встать, но не мог даже пошевелить рукой, а вот образ руки раз за разом отрывался от тела, и ему стоило усилий вернуть его обратно.
А Филко старался, напускал туману, и они слушали его до конца не осознавая услышанное, ибо воздух наполнился только его речью. Певучие и чарующие слова изливаясь из уст, растворялись в эфире, их можно было вдыхать, их можно было пить, к ним можно прикоснуться и сделать реальностью, которую можно потрогать руками. Только не было сил, все члены повисли плетьми, уснули, и только дух оставался тем стержнем, который удерживал тело, не давая ему упасть. Дух крепче плоти, тверже железа, а тело - это бренная плоть из мяса и костей, стесняло движения, мешая той вечной первородной материи, которая рвалась наружу, стремясь поскорее обрести свободу. Филко растопырил свои длинные музыкальные пальцы с птичьими острыми когтями, и дотронувшись до надписи, резко потянул ими вниз, царапая камень. Послышался резкий царапающий звук, точно такой, какой издают несмазанные дверные петли.