— Сколько времени, — спросил у него Манго — Манго, внезапно оказываясь перед Лапидусом.
Лапидус закрыл глаза, потом открыл, потом снова закрыл.
— Так сколько, — настойчиво спросил Манго — Манго.
— Сколько времени? — спросил Лапидус у кукушки.
— Восемнадцать ноль–ноль, — бодро отрапортовала та.
— Восемнадцать ноль–ноль, — сказал Лапидус и открыл глаза.
Никакого Манго — Манго перед ним не было.
Лапидус сплюнул под ноги, обернулся, посмотрел на дом, на широко открытую дверь, на фонарь, который он все еще держал в руках.
— Ну что ты медлишь, — раздался из дома голос бабушки, — если решил — то действуй, ну, Лапидус!
Лапидус вобрал в легкие воздух, размахнулся и метнул фонарь прямо в открытую дверь. Потом повернулся и, не оборачиваясь, зашагал вперед по тропинке, которая вела прямо от крыльца.
— Молодец, — крикнула ему вдогонку бабушка.
Лапидус не выдержал и обернулся. Дом уже горел, пламя с треском поднималось по стенам к крыше.
«Надо было взять журнал с собой, — подумал Лапидус, — интересно, чем там все закончилось?»
Но потом он вспомнил, что последняя страница тоже была оторвана.
Раздался сильный грохот — это обвалилась крыша.
Лапидус убыстрил шаги.
Потом еще убыстрил.
Потом побежал.
Как–то необычайно легко, дыша ровно и спокойно.
Пламя с треском пожирало остатки дома.
Цветы, если верить бабушке, назывались «метиолла».
А бабочек здесь раньше действительно было много.
То ли пятнадцать, то ли восемнадцать лет назад.
А теперь Лапидуса хотят убить.
Город ненавидит Лапидуса, только вот почему?
— Господи, — опять спросил Лапидус, — что и кому я сделал?
— Беги, — ответил Господь Лапидусу, — беги быстрее, ты думаешь, что они от тебя отстали?
— Не думаю, — ответил Лапидус и побежал быстрее.
Он свернул с тропинки и оказался на проселочной дороге.
— Седьмой час вечера, — напомнила ему кукушка, — все еще второе июня…
Проселочная дорога пересеклась с асфальтовым шоссе, перед Лапидусом замаячили многоэтажки окраин.
Они были залиты июньским солнцем, до сумерек оставалось еще несколько часов.
Лапидус повернул на шоссе и побежал в сторону многоэтажек.
Мимо проносились машины, легковые и грузовые, большие и маленькие, цветные и черно–белые.
Одна из машин вдруг начала как–то угрожающе тормозить, подъезжая к Лапидусу.
У Лапидуса заныло сердце, он понял, что все возвращается и что ему не надо было уходить из заброшенного дома, а надо было оставаться там, с фонарем в руках.
Но дом уже, наверное, сгорел, так что остается одно — резко свернуть с шоссе под откос, в сторону новостроек, многоэтажек, серого бетона и бесчисленных проходных дворов.