— Как ты считаешь, это страх потерять нормальное состояние сознания удерживает нас от остановки внутреннего диалога?
— Когда этот страх преодолен, открывается щель к свободе и прекращается концентрация на собственной важности и на самом себе.
Дон Хуан также позволил нам понять, как человек отказывается от безмолвного знания в пользу рационального мира. Космические силы и безмолвное знание открывают перед нами мир, полный демонов, в то время как рациональность успокаивает нас. Но в наше время повседневный мир уже не приносит нам успокоения. Дон Хуан уверял, что надо вернуться назад, к безмолвному знанию, и на этот раз без страха, потому что мы принесем из ада, в который мы опустились, очень важный трофей — разум.
— Если имеются иные аспекты реальности, то нужно быть совершенно особенным человеком, чтобы их воспринимать?
— У людей есть глубинная предрасположенность к магии, а разум означает гандикап, фору.
— Почему?
— Повседневный мир обладает столь необычной властью, что не дает нам никакого выхода. Нас обучают с раннего возраста вращаться вокруг собственного «я», личности, и даже не вокруг всего человеческого существа, а только вокруг социальной личности. Такая зависимость не оставляет иного выхода.
— Это справедливо для всех людей?
— Годы, которые мы проводим, занимаясь этой деятельностью, глушат в нас магическое, и тогда остается только личное «я» со всеми его глупостями.
— Дон Хуан упрекал тебя, что ты маскируешь свое самодовольство под независимость, и заметил, что чувство собственной важности представляет собой другую сторону жалости к самому себе.
— Это состояние можно еще обозначить как состояние необычайной лени, и оно, очевидно, присуще нам всем. Из него возникают наши идеи о личной свободе, потому что в действительности никто не может стать нам слишком близким. Таким образом, мы замыкаемся в нашей целостности, которая на самом деле является только плодом нашего воображения и представляет собой в действительности барьер, стоящий на нашем пути к свободе, — заключил он резким тоном.
Дон Хуан занимался не-деланием, которое известно также из даосизма, и Кастанеда коротко рассказал об этом.
— Интересуешься ли ты другими восточными философиями или дисциплинами? — спросила я.
— Я изучаю кунг-фу, — ответил он.
— А, так вот почему ты в такой хорошей форме!
— Естественно, я в хорошей форме! Я занимаюсь этим ежедневно, — подтвердил он.
От Флоринды я узнала, что Кастанеда не только делает кунг-фу, но и является Мастером в этом искусстве.