Но помимо религиозной жизни, которая, как мы старались показать выше, вовсе уже не стоит на такой низкой ступени, как у нас сложилось представление, общественные и экономические отношения китайцев находятся на высокой ступени развития.
Что касается формы государственного правления в Китае, то она совершенно отлична от тех форм, к которым мы привыкли в западноевропейской практике. Описание ее может вызвать улыбку недоверия, так как она слишком отлична от наших форм. Но тем не менее описания разных лиц, посетивших Китай и ознакомившихся с его правлением, более или менее сходятся в этом отношении. Это следует сказать по крайней мере про Симона, Георгиевского, Смита[8], французских миссионеров и т. д.[9]. У китайцев нет того, что мы разумеем под центральным управлением. Во главе правительства стоит император, богдыхан, но власть его номинальна: он не располагает военной силой, которая дала бы ему возможность подчинить страну его воле.
В этой стране, по их заявлению, существует полная свобода слова и печати, причем всякий может быть открытым ценителем мероприятий и видов правительства; полная свобода веры, дающая возможность каждому гражданину по своему произволу принимать христианство, буддизм, магометанство или другую какую религию; в этой стране ассоциации и всякого рода артели достигли такого разнообразия, о котором в Европе не имеют еще и понятия; банковские операции развиты настолько, что правительство нашло более удобным отказаться от своей монополии выпускать бумажные деньги и монету из драгоценных металлов.
Милитаризм в том смысле, как это понимается у нас, в Европе, уже давно исчез в Китае, и китайцы более всего отличаются чувством законности. Издавая тот или другой закон, император может надеяться провести его в отдаленных провинциях только в силу нравственного давления; в противном случае закон этот игнорируется населением. И не было случая, чтобы правитель или народ пожалели о такой замене грубой силы нравственным воздействием. Новые законы обыкновенно пробуются в какой-нибудь одной провинции и, если там они признаны подходящими, вводятся везде.
Такая организация правления ведет за собой соединение деспотизма с удивительной, недоступной даже западноевропейским учреждениям, свободой. Власть монарха распространяется только на очень ограниченный круг, и то же самое следует сказать и про власть его представителей в провинциях: вице-королей и прочих чиновников. Но это же самое, в свою очередь, в значительной степени развивает в китайцах чувство законности. Вот что говорит, например, о китайцах путешественник Смит: «Китайское правительство, имея удивительную устойчивость, обнаруживает в то же время полную слабость тогда, когда именно требуется его сила, когда требуется проявить свое значение и власть сразу и неожиданно».