– Тошка! Ты чего такой смурной? Садись, борща тебе налью.
– Спасибо, я уж пообедал.
В Москве, он снимает квартиру на пару с коллегой, хирургической сестрой Светланой. С ними живет и её двенадцатилетняя дочь. Наверное, поэтому Света домой мужчин не приводит, что Микки вполне устраивает. Дома она называет его Тошкой, это сокращение от Антон. По документам он теперь Антон Кашин. Настоящий Антон перешел российскую границу как беженец, а потом нелегально выбрался обратно, пожелал принять участие в гражданской войне, охватившей его родные места. Так что, Антон там воюет всласть, если жив еще, а Микки здесь ему стаж зарабатывает. Света очень хороший человек, резковата немного, но это от тягот судьбы, как она сама объясняет: «не мы такие, жизнь такая». От совместной работы оба они получают истинное наслаждение. Классный хирург и классная хирургическая сестра – профессиональный симбиоз, идеальная пара. И дома тоже ладят вполне, можно сказать, живут одной семьей. У Микки всегда было много подруг, но ни с одной он не сходился так близко. Сегодня в первый раз ему по-настоящему, без дураков, захотелось открыться другу.
– Слушай, Светик, есть у тебя кто-нибудь? – Неуклюже начал Микки.
– Кто-нибудь? кто такой? – Стала она, как всегда, отшучиваться?
– Я имею в виду мужчину.
– Как раз сейчас выбираю из трех, вся измучилась.
– Хочешь, помогу определиться?
– Ну конечно! Нашел тоже дуру!
– В смысле?
– А в смысле, что мужички на тебя, как пчелы на мед, прости господи, кидаются. Чего ж я ради буду рисковать? Вот выберу, тогда пожалуйста, остальных можешь отваживать.
У Микки аж глаза на лоб полезли.
– Ты что, серьезно? Ты, получается, знаешь? Это ж тайна моя, мой крест, моя мука. Я хотел тебя посвятить, поделиться секретом. А ты вот так, промежду прочим, шуточкой мне выдаешь? Непостижимо.
– Не смеши меня, тайна! Слепому видно, что к чему. Уж если даже Вазген Рубенович слюной исходит, какая ж это тайна?
– Интересно, почему Вазген Рубенович «даже», а кто не «даже»?
– Ваша правда, доктор, все у нас мужики с ума посходили. Но профессору, всё-таки, скоро восьмой десяток пойдет, и вообще он с роду не признавал нетрадиционные всякие штуки, знаешь, как ругался. А теперь, поди ж ты, заглядывается масляными глазками на нашего красавчика.
– Неужели все всё видят? И говорят вот так, в открытую?
– Не знаю, как другие, я лично вижу. А кто там треплется о чём, мне, сам знаешь, слушать некогда. К тому же, Тоша, о тебе я сплетничать не собираюсь.
– Хорошо, но ты сама-то что подумала? Ведь это странность. Это надо ж было как-то себе объяснить.