«А теперь ты, француз!», – приказывала императрица Буассонье, и бедняга принимал вторую порцию снадобий. Только после этого Елизавета, вздыхая, соглашалась подвергнуться тягчайшему испытанию в виде пилюли, спрятанной в щербете. «Когда же эта колода умрет?», – писала великая княгиня английскому посланнику, наградив столь нелицемерным прозвищем матушку-государыню.
Предусмотрительная Екатерина давно уже разработала план действий на случай внезапной смерти Елизаветы. По вечерам, оставаясь наедине с собственными преступными мыслями, она твердила его вслух, шепотом. Заговорщице казалось, что граф Сен-Жермен не только слышит ее, но и одобряет все ее действия.
– Когда я получу безошибочные известия о наступлении агонии императрицы, – размышляла Екатерина, – я отправлюсь прямо в комнату моего сына. Если я встречу или буду иметь возможность немедленно призвать обер-егермейстера Алексея Григорьевича Разумовского, то оставлю его с его подчиненными при сыне, если нет – отнесу сына в мою комнату. Вместе с тем я пошлю верного человека известить пять гвардейских офицеров, в которых вполне уверена. Они приведут мне каждый по пятьдесят солдат – это будет исполнено по первому же знаку. Может быть, я и не обращусь к их помощи, но они останутся в резерве и будут принимать повеления только от великого князя или от меня.
Я пошлю за Апраксиным и Ливеном, а в ожидании их направлюсь в комнату умирающей, куда призову командующего караулом капитана, велю ему присягнуть и оставаться при мне. Местом сбора должна быть моя приемная. Если я замечу хотя бы самое малейшее движение, то отдам под стражу Шуваловых и дежурного генерал-адъютанта. Младшие офицеры лейб-кампании – народ надежный, и хотя я в сношениях не со всеми ими, но на двух или трех вполне могу рассчитывать. Я уверена, что имею достаточно влияния, чтобы заставить себе повиноваться всякого, кто не подкуплен. Не правда ли, я все хорошо придумала, граф?
И Фике казалось, что Сен-Жермен отвечает ей: «Прекрасно, ваше высочество…».
Опасения Екатерины имели под собой самую твердую почву. Великая княгиня давно знала, что тетка Эльза хочет оставить русский престол отнюдь не племяннику с женой, а их маленькому сыну, цесаревичу Павлу Петровичу. Елизавета некогда забрала новорожденного Павлушу у родителей и с тех пор души не чаяла в мальчике.
«Племянник мой Петрушка – дурак! – жаловалась Елизавета Ванечке Шувалову. – Катька – гордячка немецкая. А русский престол ума и гибкости требует. Думаю я Павлуше его передать. А тебя, Ванечка, при нем регентом. Или Алешу Разумовского…»