Рэннок Хэмилтон поклонился. Он побрился и подстриг волосы и купил новую одежду также и для себя. Он еще не успел обносить новое платье, и оно пока не село по фигуре. Двигался он, как дикий зверь: волк или дикий кот – и в каждом его движении сквозила хищная грация, сдержанная сила и вместе с тем – опаска.
– Добрый день, мадам, – сказал он.
Я сделала реверанс, и мои синие бархатные юбки раздулись колоколом. Я не наклонила головы и продолжала неотрывно смотреть в глаза королевы.
– Добрый день, мадам, – промолвила я.
– Как вам супружеская жизнь?
Рэннок Хэмилтон ничего не ответил. Вероятно, ему не приходило на ум ничего, что можно было бы сказать в благовоспитанном обществе. На мгновение стало тихо, потом я вымолвила:
– Все так, как вы и представляли себе, мадам.
Первый шок от унижения прошел. Я его пережила. Мало-помалу я начала поглядывать на остальных придворных, собравшихся в комнате.
Справа и слева от королевы стояли Никола де Клерак и какой-то низкорослый, смуглый, черноволосый человечек – я уже встречала его при дворе, но не могла припомнить его имени. Взгляд Нико был опущен – он смотрел на лютню, которую держал в руках, и сосредоточенно перебирал ее струны. Я не могла взглянуть ему в лицо; вместо этого я смотрела на его гладкие, загорелые руки, руки придворного с аккуратно подстриженными, до блеска отполированными ногтями, уверенно и вместе с тем легко касающиеся струн лютни. Я мысленно возблагодарила Зеленую Даму за то, что он не смотрит на меня. Я бы не вынесла, если бы в эту минуту он поднял взор и посмотрел мне в глаза. Понимал ли он это? Подозреваю, что да.
В удобном резном кресле у огня восседал граф Морэй. В его глаза мне было посмотреть легче, потому что я ненавидела его, а он ненавидел меня. Ненависть придала мне сил.
За спиной королевы стояли Мэри Битон, Мэри Флеминг и Эгнес Кит, графиня Морэй.
Со мной будет все в порядке. Я смогу это вынести. Пока Нико не смотрит на меня, я смогу вынести все.
– Я не желаю присутствовать на суде над графом Хантли, – сказала королева.
По-видимому, она продолжила беседу, прерванную нашим появлением. Рэннок Хэмилтон схватил меня за предплечье, стиснул его так, что всю мою руку пронзила жгучая боль, и оттащил меня в сторону.
– Он умер еще в ноябре прошлого года, – гнула свое королева. – С какой стати его бедное тело должно лежать в гробу на виду у суда? И не уверяйте меня, будто оно не смердит, как бы хорошо ни поработали над ним ваши бальзамировщики.
– Такова шотландская традиция, – ответил граф Морэй. Я вошла в комнату, когда их спор был уже в разгаре, и от меня не укрылось, что терпение графа на исходе. – Пэр королевства, которому грозит лишение гражданских и имущественных прав, должен сам предстать перед теми, кто его обвиняет.