Явившийся с моря лорд увезет королеву,
Она притворится, что он ей не мил.
Она улыбнулась.
– Это не все. Остальное я сохраню в своем сердце и обдумаю на досуге.
Дарнли попытался было выхватить у нее пророчества, но она, дразня его, встала и вытянула руку, так что пергамент оказался вне его досягаемости.
– У тебя не будет никаких других мужей – я буду последним, – сказал он. – Вероятно, Нострадамус был пьян, когда писал все это. Или нежился в постели со своей богатой женой. Не читай последнее пророчество даже про себя.
– Нет, как раз последнее я прочту. В нем только одно четверостишие.
В замке большом, где родился король,
В руки четвертого ее предадут.
Ранним утром она будет в красном,
И после более не узнает скорбей.
Внезапно в комнате наступила гробовая тишина. В четвертом четверостишии было что-то такое, от чего в жилах стынет кровь. Королева стояла молча, будто пораженная громом, казалось, прочитав слова Нострадамуса, она подпала под его колдовские чары.
– Мэри, – промолвил Дарнли. – Мэри. У тебя не будет четырех мужей, будет только два – юный король Франции и я.
Королева подняла голову и вышла из оцепенения.
– Ты прав. – Она улыбнулась. – Хорошо. Мы не станем верить этим пророчествам или продолжать их обсуждение, будь то с нашим советом или без оного. Мы сделали свой собственный королевский выбор.
И она, размахнувшись, швырнула пергамент в огонь. Таинственные чернила, которые использовал месье де Нострадам, сопротивлялись огню дольше, чем сам пергамент; секунду казалось, что его слова плывут сами собой на языках пламени. Затем красные восковые печати начали взрываться, производя яркие вспышки, и пророчества исчезли в огне.
– Зашифрованные заметки, – сказал Дарнли. – Секреты твоей матушки. Сожги их тоже, моя Мэри. Освободись от прошлого, и мы вместе будем править в новом королевстве всеобщего благоденствия.
Королева колебалась. Ларец стоял открытый, и я видела лежащие в нем бумаги. Как тщательно Мария де Гиз накапливала и хранила сведения о позорных секретах и преступлениях шотландских вельмож, дабы ее дочь могла ими воспользоваться. Как раз эти самые вельможи и окружали сейчас ее дочь, от Дарнли и его отца графа Леннокса до Морэя, Роутса, Мэйтленда и дюжины прочих. Каждый из них готов бы был пойти на убийство, лишь бы самолично завладеть секретами старой королевы; никто из них не желал, чтобы его тайны стали известны остальным.
– Сожгите их, сестра, – сказал граф Морэй.
– Да, сожгите, – подхватил Леннокс. – Прямо сейчас.
Я была потрясена – неужто все страдания и все смерти, которые принес с собою серебряный ларец, были напрасны?