До 70‑х никто не мог вспомнить факта так называемых «неуставных отношений» старослужащих к молодому призыву. С уходом ветеранов Отечественной постепенно исчезла практика прикрепления молодого солдата к старому, который полностью отвечал за него, в том числе и за адаптацию и индивидуальную подготовку — что обеспечивало преемственность передачи навыков, неких секретов мастерства, лучшее прохождение нормативов.
Чем дальше государство отшагивало от социальной справедливости, того, что объявило своим стержнем, за которой держалось, тем более это корежило, опускало армию.
Власть истребляла армию во все время реформ, действовала в этом направлении вполне осознанно, потому теперь ей осталось только поддерживать состояние постоянной «неготовности» многочисленными структурными изменениями и системными издевательства, которые отчасти носили и инстинктивный характер. Рабоче–крестьянская армия капитализм защищать не будет, а угрозу ему представляет.
Удар по Армии был двойной, хотя били со всех сторон. Был момент, что главным казался материальный. Он разложил ее вверху и внизу, униженное оскорбленное среднее звено стало таять. Верхнее и нижнее сошлось на общем интересе — на воровстве. Впервые прапорщики сравнялись с генералами… Солдаты выстраивали собственные «линии справедливости»: едва ли не нормальным, уж во всяком случае привычным, стали голодные обмороки, поступления в госпитали с диагнозом «дистрофия» — солдаты–первогодки попросту недоедали, за их счет выживали те, кто прослужил дольше, считая это вполне справедливым, естественным и даже, едва ли, не законным. Ведь разве они сами не прошли через это?.. Скотское отношение друг к другу, а государства к офицерству, давление прессы, кующей собственное «общественное мнение», в 90‑е взявшейся брехать с подвываниями на армию, чтобы остальным, враз определившись — «против кого сегодня дружат», было легче ее рвать. Словно разом спустили с привязи сотни осатаневших шавок. Тщательно замалчивалось общее: причины и следствия, но про всякий единичный случай в более чем миллионной армии молодых людей в военной форме — скопления, большей частью (во всяком случае — ночью) предоставленных самим себе, воодушевлял пламенных борцов за свободу и демократию петушиного корреспондентского пера. Землячества, переродившиеся в кланы, групповщина, деление на касты, и как следствие — сведение счетов с сослуживцами и собственной жизнью… пусть меньшее в процентах, чем в тот же период на «гражданке», но каждый случай подхватывался «демократической прессой» и давал повод давить и давить Армию. Армия перестала быть Советской.