— Соображали! — заявляет Петька — Казак.
— А что, Марина тоже пользовалась чем–нибудь, за что ее следовало сжечь как ведьму? — интересуется Миша. — То есть, с учетом сегодняшнего времени, — яки женщину?
— Без комментариев!
Хмыкает не только Леха, но в унисон не получается…
— Ишь ты — честь соблюла, — одобряет Седой. — И это в таком учебном центре, где самых отборных молодчиков собирают!
" — И чем бы был этот мир без чувства долга, без чести?» — цитирует Замполит.
— Тем, чем он является сейчас, — бурчит себе под нос Сашка — Снайпер, и хотя услышан всеми, не находится ничего сказать, делают вид, будто не произнесено, хоть, бог весть, кто и что думает — словно темная волна прошла…
Прошлое легко ругать, тяжело исправлять. Туда гонца с грамотой не пошлешь что же вы, ироды, делаете?! Да и кто ему поверит!
И только Петька — Казак, встрепенувшись, предлагает в прежнюю тему:
— Давайте сходим к бабам!
Если по мужскому делу к девкам, то семь верст не крюк. Но не с бани же?
— Пока теоретически! — поправляет «Первый», вспомнив, что до ближайшей дойки напрямик километров двадцать, большей частью лесом, потом полями, заросшими самосевкой так плотно, что не проломиться, да и на той дойке осталось, что баб, что коров, да и те похожие — пока дотопаешь, можно по ночному делу и попутать.
Как сказал Гоголь в «Тарасе Бульбе», описывая знаменитое совещание казаков Запорожской Сечи: «Пьяных, к счастью, было немного, и потому решились послушаться благоразумного совета…»
— «Шестой»! Тебе удивлять!
— К новой форме, специально для ведущих военные действия в Ираке, теперь положены световые отражатели на спину.
— Что? — не понимает Седой.
— Кругленькие такие, очень похожие детишкам на ранцы лепят, чтобы машина на них не наехала.
— Хохмишь?
— Ни полграмма! Чтоб мне одну воду пить! — клянется страшной клятвой Замполит.
— Я тоже слышал, — подтверждает Сергей — Извилина. — Есть основания.
— Охренели пиндосы? Демаскирует же!
— По некоторым данным… Хотя, черт знает, что за данные! — признает Извилина. — Более половины всех потерь в Ираке от огня своих. Но сами сознаются лишь в 25 процентах.
— Тоже не хило!
— Что–то я немножко перестаю понимать современные войны, — вздыхает Седой. — Может, счеты сводят?
— Ага! — восклицает Леха. — Дедовщина! Молодые «дедков» отстреливают! Дорвались!
— Не понимаю, — говорит Седой.
— Некоторые вещи там, действительно, трудно понять. Вот, к примеру, обстреляли машину итальянской корреспондентки. Американский патруль обстрелял.
— Ну и что?
— Не торопи. В машине пятеро. Погиб итальянский спец, прикрывающий журналистку. Стоит почтить память, как бы мы к этому не относились — человек достойный, свою работу сделал — прикрыл. Журналистка жива, легкое ранение, еще пара спецов, что с ней ехали — эти оцарапаны, и местный иракский шофер тоже, может даже стеклом. В машине — 400 пробоин…