У «Шестого» опять ноет ладонь, словно застарелый ревматизм или зубная боль, что отдается каждым толчком крови. Знает, что за болью готовы полезть воспоминания; тоже какими–то толчками, причем только те, что хотелось забыть, и даже казалось, что давно забыл. Странно это, более поздние шрамы так не беспокоят, а этот первый и небольшой — что в самой середке ладони — одно время исчезнувший, а сейчас вновь проступивший, лежащий поперек той борозды, что считается линией жизни… Странно. Видом, словно не он, не шрам по линии жизни прошелся, а сама линия жизни шрам рубит…
— Профессионал блядью не станет — только патриотизм дает смысл работы. Продался? Остальное потеряло смысл, а без смысла работа «не покатит», тут точно не быть профессионалом — потому как недоделанный, готов стать блядью повторно и еще раз!
Так Лешка — Замполит выстраивает свою логическую цепочку бесперспективности предательства как явления.
— Предатель — всегда недоделыш, ему вечно будет чего–то не хватать до полноты; так и будет продаваться в надежде компенсировать ущербность, но его знания, умения — все! — неполны изначально, ущербны! — Тут Леха переводит дух и продолжает еще более зло: — Про душу сволочи умолчу по причине переполняющей меня матерности. Изгавкаюсь! Все мы бобики разные, но вскормлены одним. Пусть привязь теперь такая, что шариком катись в любую сторону, — все одно! Потому, тут либо пуля в лоб, либо жди на вечной страже, выглядывай… жди момента в глотку тому, кто в доме решит пошарить, в расчете что хозяева спят! Есть связи, которые не рвутся, и если русский офицер не патриот — значит, это… значит не офицер он, а сука!
Времена подлые.
Это тот самый год, когда взяли Квача — состоялось смешное покушение на Чубайса — фигуру в жизни России одиозную, и по этому делу арестовали Квачкова, человека с биографией. Удивлялись… Кто–то ляпнул, а не сговорился ли он с самим Чубайсом, и Лешка — Замполит рассвирепел.
Много непонятного. А Извилина так и говорит:
— Это не может быть по определению, поскольку не может быть вообще!
И действительно… Школа одна, одинаковые «уставные» к подобным мероприятиям, которые составляются опытом поколений, практикой войн. Если выставлена засада, то шансы у противника остаются минимальные, скорее случайные. Одна школа специалистов — советская школа — опирается на кровавое: на Финскую, на опыт Отечественной, на Афганскую. Оттуда черпает и будет до следующего раза.
Словно охрана Чубайса разыгрывала неважненький учебный спектакль сама с собой. Здесь и оставление охраняемого объекта, и ковбойская перестрелка со своими пукалками против автоматов — странная перестрелка, будто та и другая сторона больше всего на свете боялись кого–нибудь зацепить…