– Слушай, – спросил он меня уже вечером, – откуда у тебя деньги?
– В смысле? – уставилась я на него.
– Ну… Ты живешь в Питере, там у тебя неплохая квартира, здесь вообще шикарная… Неужели у нас так хорошо платят журналистам?
– Ты забыл, у меня друг-бандит, – многозначительно сказала я.
– Так это он купил тебе эту квартиру?
– Можно и так сказать, – не стала я вдаваться в подробности.
– Он столь богат?
– Мне казалось, тебе хотелось остаться жить у меня? – не выдержала я.
– Мне бы хотелось просто остаться жить, – заметил он в ответ.
– Тогда заткнись и отстань, иначе лишишься всего самого ценного.
– Ты сама меня будешь лишать? – ядовито поинтересовался он, отчего снова вогнал в краску.
– Нет, я просто сообщу своему другу-бандиту, что ты находишься в моей квартире. И двое ребят из Питера пулей прилетят сюда, чтобы познакомиться с тобой поближе, искренне переживая, что в прошлый раз этого не произошло.
– К сожалению, их чувства останутся безответными, – печально вздохнул "братец".
– Что ты намерен делать здесь? – поменяла я тему, – кроме того, что перегонять бандитские машины?
– В институт поступать, конечно, – удивился он, – что мне еще тут делать? Хотя после всех историй жить тут мне совсем не хочется. Поступлю на заочное и до сессии отчалю.
– Хочу тебя огорчить, но приемные экзамены на заочное обычно начинаются в конце июля.
– Вот черт, – действительно огорчился он, – неужели придется торчать тут месяц с тобой?
От данной формулировки я несколько расстроилась, считая, что подобные фразы по отношению ко мне, да еще и с такой интонацией, не произносятся. Однако, вспомнив, сколько Костик настрадался за эти дни, смягчилась. Потом вспомнила, сколько настрадалась я, и снова расстроилась. В конце концов, не приняв однозначного решения, я печально вздохнула и только тут заметила, что "братец" с увлечением на меня смотрит.
– Процесс серьезной мыслительной деятельности был четко отпечатан на твоем лице, – глубокомысленно заметил он.
– Если ты сейчас же не уберешься из моей комнаты, на твоем лице будет четко отпечатан след моей ноги.
– Ухожу-ухожу, – он выставил руки вперед и скорчил скорбную мину.
– Что это ты изображаешь? – подозрительно спросила я.
– Вселенскую скорбь по поводу того, как быстро в наше время рвутся родственные связи. Ведь моя троюродная сестра совершенно спокойно готова ударить меня.
– Вот это ты верно заметил! – кинула я в него подушку, имея, конечно, в виду, ту часть фразы, где речь шла о готовности ударить.
Он все-таки покинул меня, устроившись в другой комнате, а я пожелала себе спокойной ночи и уснула, напомнив себе еще раз, что Костя – мой брат.