— Стоять! — заорал старик, отряхивая бурые капли с сандалий. — Кто здесь Никотинова?
— Я — заблеяла я, вставая, чуть не подавившись собственным голосом.
— А Сергей Впальтохин?
— Я — прохрипел Серега.
— Такие? — разочарованно протянул старик и как–то потух. — Я думал, увижу перед собой матерых подонков, — пожаловался он, — а передо мной — суслики малолетние. Между нами, сколько вам заплатили?
— Е… е…сли вы о ставке то…о… то пятдесятп…люс…гон…ораротс…рочков зависит — зазаикалась я.
— Молчать! — завопил дед, снова рассвирепев. — Как жареные сплетни клепать, умеете, а отвечать? Да в военное время вас бы — э-эх! Вот вы, — сказал он Впальтохину, — такие как вы, под танки с одной гранатой… А дамочка?! Твои сверстницы раненых с поля боя на хрупких плечах! Я в прошлом разведчик. Мне девяносто лет! И у меня нет склероза, как у некоторых, — голова нормально функционирует!
В редакции наступил мертвый час. Корреспонденты разбрелись по мероприятиям, начальство по администрациям — как всегда бывает с полдвенадцатого до обеда. И под дулом своего антиквариата шизанутый ветеран беспрепятственно провел нас на улицу по пустынному коридору. Переулок, в котором располагалась редакция, оканчивался тупиком, и прохожие всегда были здесь в дефиците. Таким образом, престарелому террористу удалось спокойненько упаковать нас в «запорожец», в котором сидела еще парочка хмырей его возраста.
Мы с Впальтохиным не испугались. Мы просто охренели от неожиданности. Если бы в ком–то из нас затеплилась частица благоразумного беспокойства, подчиняясь инстинкту самосохранения, мы бы, может быть, взбунтовались. Ну кто мог подумать, что нас реально могут похитить? Абсурд!
Меня и Серегу, парализованных чудовищным недоумением, тепленьких, повезли куда–то.
«Просто какая–то банда слепых и трое на костылях!» — нервно хихикнул Впальтохин, зажатый между двумя сухопарыми дедками. Шутки никто не понял, включая меня.
* * *
Стащив, наконец, с лица тряпку, которую на меня намотали в машине, я увидела перед собой растерянного Впальтохина. Здоровенная комната с плесневело–кремовыми панелями была густо завалена агитационным барахлом из прошлого века: транспарантами, стенгазетами, плакатами, брошюрками, картинками и бюстами, покрытыми историческими слоями пыли. Кульминацией обстановки подразумевался монументальный стол с резными пудовыми лапами и настенный флаг с вышитым рельефом Ленина, отороченный желтенькой бахромой.
— Постмодернизм, — подытожил Впальтохин, слегка очухавшийся от стресса.
— И я о том же. На стройку теперь не попасть, ЖЭКи необзвоненными остались…