— В данном случае, да.
— А я здесь работаю. Вам сколько платят?
— Двести пятьдесят — триста, как выйдет.
— А нам сто, хотя лично мне — шестьдесят, на правах ученицы. Я уходить собираюсь в телефонную компанию, секретарем.
— Что здесь сегодня?
— Черт его знает! Народу валом — ветераны да журналисты.
— Ну спасибо, я побежала.
— Всем нашим привет!
Микрофонов не было, галдели громко. Я пристроилась в последнем ряду и напрягла слух. Поздравили, вспомнили, вручили — мероприятие объявили закрытым.
— Простите, вы не записывали выступающих? — обратилась я к сидящим рядом телевизионщикам.
— А зачем? — удивился ироничный тип с бородкой. — Камера все запишет. Вы устроителей побеспокойте. Они все знают. А я, слава Богу, имею счастье память свою не захламлять. Вы к той дамочке обратитесь, она из администрации.
— Извините, — обратилась я к даме, — мне список присутствующих необходим.
— А вы, что, опоздали?
— Нет, просто не слышно было.
— Завтра в Совет ветеранов перезвоните, они подробненько и расскажут.
В понедельник утром бодрый старушечий голос продиктовал в трубку утвержденный неделю назад список. Аккуратно приписав его к своему опусу, я со спокойным сердцем сдала текст в компьютерный цех.
Через час меня вызвала замредактора Лина Хитревич.
— Никотинова, извини, но ты просто дура. Других слов у меня нет. Как ты оформила выступающих в литературном музее?
— В порядке выступления, наверное.
— Что значит «наверное»? Кто тебя так учил? Выступающих и присутствующих на мероприятии нужно оформлять по старшинству. Вначале идут городские власти, поскольку мы городская газета, затем областные, районные, а после — все остальные. Сядь и перепиши! Об оркестре вычеркни — кому это интересно? И зря ты, вообще, покрасилась. Тебе не идет. У тебя глаза голубые. Тебе пойдет рыжий, как у меня. Сколько я могу вас учить?
Позови этого деятеля, коллегу своего. Сейчас он у меня получит вспоможение…
Обведенная карадашом заметка Впальтохина была написана в том же духе в тот же незапамятный день. В ней повествовалось о том, как упомянутый мной представитель Израиля вручал одесским героям юбилейные книги собственного сочинения. Подчеркнута была фамилия деятеля — Маниович — и все связанные с ним эпитеты.
Чем нашим агрессорам не угодили Маниович и командующий Южного оперативного командования, мы с Впальтохиным так и не поняли. Тайна нашего бредового похищения становилась еще таинственней и бредовей.
— А гречку, пожалуй, сожру, — прорычал Впальтохин после напряженного молчания. Всегда жрать хочу, когда нервный. Ты будешь?
— Нет, я когда нервничаю, не ем. Подожди, а если там яд?