на растерянные и злобные взгляды заключенных, от которых снова ускользнула желанная из-за
своей недосягаемости добыча. Только вот интересно, а долго ли я еще буду наслаждаться этой
своей «недосягаемостью»? И главное, чем мне за нее придется расплачиваться теперь?
Глава 2. Хлыст на губах
Как оказалось, главный надзиратель отвел меня в свои личные покои. Только вот оставил не в
спальне (обстановка которой так и осталась для меня загадкой), а в небольшой мрачной комнате с
красным кожаным диваном, большим столом из темной стали, и чисто вымытыми голыми
полами. Первым делом я, как мне и приказывали, направилась в душевую, на которую мне сам и
указал хозяин покоев. Когда я, отмывшись гелем для душа без запаха, вернулась в комнату,
Альдена Шнейра уже не было. Зато нашелся поднос с едой тем самым гадким тюремным пайком,
на который я жадно набросилась. В последний раз мне удавалось поесть более суток тому назад,
и теперь я съела бы с нескрываемым удовольствием какую угодно дрянь. Из одежды у меня по-
прежнему оставалась лишь моя форма в черно-серую полоску как ни странно, главный
надзиратель не стал утруждать себя, готовя мне на смену какое-нибудь платьице, или хотя бы
сексуальное нижнее белье с прозрачненьким пеньюаром. Я же не желала встречать этого
мужчину без одежды, потому поспешила натянуть ненавистную форму на чисто вымытое тело.
Альден Шнейр пришел примерно через час после того, как я сделала все, что мне было дозволено,
и села на край дивана, дожидаясь своей дальнейшей судьбы. Разве кто-то разрешал шавке
вылезать на диван? презрительно прошипел надзиратель, едва переступив порог комнаты. И
прежде чем я, растерявшись, сумела вскочить на ноги оказался возле меня, чтобы пинком, с
холодным отвращением, сбросить меня на пол. Черт, теперь придется вызывать уборщиков, чтобы
отмывали его после твоей мерзкой задницы. Умолчав о том, что не так давно он сам же приказал
мне помыться в его личной душевой, я лишь потупила взгляд и виновато прошептала: Простите
меня, мой господин. Подобные проступки не будут обходиться без наказания, шлюха, проговорил
Шнейр, похлопав концом хлыста по моим губам не слишком сильно, но достаточно, чтобы я
ощутила легкую унизительную боль. Снимай штаны, наклоняйся, упираясь руками в стол, и не
вздумай визжать, у меня и так голова, словно бубен. Его слов хватило, чтобы перед глазами все
поплыло, угрожая обмороком который, безусловно, лишь сильнее разозлит этого подонка.
Стиснув зубы, я сделала то, что он приказал мне, утешаясь тем, что сейчас, по крайней мере, он
отдерет меня не на глазах у сотен заключенных. Удар хлыста, обрушившийся на мои ягодицы, был