* * *
— Приятного пробуждения, Степан Осипович, — услышал адмирал голос Верещагина, когда солнечный луч, долго подкрадывавшийся по одеялу, добрался до лица и заставил открыть глаза. — Как себя чувствуете?
— Спасибо. Сносно. Который час?
— Половина третьего.
— Чтооо?! Шесть часов? Я же приказал разбудить меня через три! — Степан немедленно подскочил и сел на кровати.
— А вот в данном случае, — улыбнулся художник, — приказ доктора Волковича более весом, чем ваш. С вашего позволения я пошлю за ним немедленно.
— Какой к чёрту доктор!? — Макаров вскочил, и раздражённо сопя, стал одеваться. — Я вполне прилично себя чувствую. Стыдно только — сомлел при всех как рыхлая баба…
— И, тем не менее, — Верещагин вышел, чтобы отправить вестового за старшим врачом броненосца.
— Как себя чувствуете, ваше превосходительство? — неоригинально осведомился Волкович, прибыв минуты через три.
— Благодарю, Андрей Николаевич. Отлично.
— Позвольте всё‑таки удостовериться? Хорошо, что вы не успели одеться, — улыбнулся в усы медик.
Он пощупал пульс, прослушал грудь и спину через стетоскоп и удовлетворённо кивнул.
— Как аппетит?
— Не откажусь пообедать. Но только после разговора с адмиралом Моласом.
— Не вижу препятствий тому, чтобы объединить эти два процесса. Я сам передам ваше приглашение его превосходительству, не возражаете?
— Нисколько. Василий Васильевич, — обернулся Степан к Верещагину. — Не желаете к нам присоединиться? Вы, как я понимаю, тоже ещё не обедали.
— Благодарю. С удовольствием.
— Тогда, Андрей Николаевич, если вы столь любезно предложили свои услуги в этом деле, я вас попрошу распорядиться, чтобы подали на три персоны.
— А за вами должок, Степеан Осипович, — улыбнулся художник, когда корабельный врач вышел.
— Простите? — удивлённо поднял брови Макаров.
— Вы отказались взять меня с собой в последнюю операцию, а я ведь там мог увидеть столко…
— Василий Васильевич, побойтесь Бога! Операция была крайне опасной. Я не мог себе позволить рисковать жизнью одного из лучших живописцев России. Случись что с вами — меня не простили бы ни современники, ни потомки.
— Осмелюсь напомнить, что я всё‑таки бывший офицер.
'Русский офицер 'бывшим' не бывает…' — некстати метнулась мозгу Степана фраза из известного фильма своего времени.
— Хорошо, чего вы хотите?
— Во — первых, пообещайте, что возьмёте меня с собой в следующий раз, а во — вторых, попрошу просмотреть мои последние наброски, и высказать своё мнение, — лукаво посмотрел на Макарова художник.
— Как раз второе ваше пожелание исполню с огромным удовольствием. С вашего позволения, с него и начнём. Как я понимаю, вы именно тем и занимались у 'моего изголовья', пока я спал вопреки собственному приказу, что писали свои новые картины.