Глава 22. Вечерний моцион
– Что за мужики нынче пошли? Одна водка на уме. Тьфу, – сплюнула им вслед Виолетта Матвеевна, про которую мы все почему-то забыли. Все, включая пана Костенко, еще пару минут назад считавшегося ее штатным ухажером.
– Эх… мужики, мужики, – не скрывая разочарования, повторила мадемуазель Маленькая и, махнув рукой, направилась к выходу из бара.
– Да, не повезло ей. Опять, – констатировала Жанна, проводив взглядом подругу. – Опять ее… одну бросили.
– Ну, не бросили пока, – попытался я заступиться за Ивана Семёновича. – Просто… э-э…
– Ага. Именно что э-э, – передразнила меня жена. – И вообще твой Иван Семёнович мышей не ловит. Такую женщину на выпивку променял. Дурак, одним словом.
– Ну-у, – протянул я, прикидывая, что бы ответить, но Жанна опять не дала мне и слова сказать:
– Нечего за него заступаться. Не стоит он того. Тем более, что опять врет.
– Врет? О чем? – удивился я.
– А помнишь тату у него на груди?
– Ну да, есть такое.
– Так вот. Никакая это не «ошибка молодости». Он ее совсем недавно «нарисовал». И не удивлюсь, если через неделю-другую он ее вообще смоет.
– Да? – почесал я затылок. – Об этом я как-то и не подумал.
– А о чем ты вообще думаешь? – неожиданно накинулась на меня жена. – Деньги какие-то собрался отдавать. Ты что, миллионер, чтоб так деньгами швыряться? Ладно бы эти придурки, коль драку затеяли, так пусть теперь и расплачиваются. А ты-то, ты-то здесь каким боком?
– Да я ведь там тоже это… отметился.
– Ну отметился? И что? – тут же задала риторический вопрос Жанна, уперев ладони в бока. Однако уже через пару секунд, видимо, поняв, что внятного ответа не будет, просто махнула рукой, один в один копируя Виолетту Матвеевну. – Эх, мужики, мужики. Ну прямо как дети малые, ей-богу.
– Ерунда, – улыбнулся я, заключая супругу в объятия. – Главное, что я тебя люблю.
А вот тут она мне возразить не смогла. Сил хватило лишь на «поворчать немножко». Да и то по инерции и чисто для проформы:
– Ага, любит он. Видела я, как ты эту… шалаву грудастую… защищал…
Последние слова она произнесла уже совсем тихо, почти шепотом, поскольку всё вдруг стало не важно. Совершенно не важно. Почему? Да потому что сначала я поцеловал ее в ушко, потом в глазик, потом в носик, потом… а потом ее губы сами нашли мои, и мы попросту отключились. Отключились от мира. На какой срок? Не знаю. Точнее, не помню, поскольку очнулся, лишь когда ощутил прерывистое дыхание любимой. Возле самого уха. И шепот: