Итальянский поход Карла VIII и последствия его для Франции (Авсеенко) - страница 16
Опасаясь уклониться слишкомъ далеко въ сторону, мы не станемъ продолжать нашей параллели. Указавъ на главнѣйшія аналогическія явленія, замѣчаемыя въ характерѣ и направленіи двухъ эпохъ, связанныхъ однородностью типа, мы тѣмъ хотѣли только яснѣе изобразить историческое значеніе той изъ нихъ, къ которой относится предметъ настоящаго труда. Мы хотѣли показать, что эпоха возрожденія, разсматриваемая въ связи съ предшествовавшимъ ей періодомъ и съ событіями, непосредственно за нею слѣдовавшими, носитъ въ себѣ, въ одно и то же время, и осужденіе стараго, и программу новаго порядка; что она можетъ быть разсматриваема и какъ протестъ противъ тѣхъ началъ, которыми жило средневѣковое человѣчество, и какъ процессъ медленной приготовительной работы, въ которомъ нарождались и зрѣли идеи, разрѣшившіся реформаціей. Теперь намъ слѣдуетъ обозрѣть главнѣйшія явленія переходнаго времени и тѣмъ уяснить, на сколько это будетъ возможно, духъ и характеръ этой блестящей, дышащей полнотою жизни и содержанія, эпохи.
Древній міръ, съ его широко-развитой цивилизаціей, съ его художественной религіей, съ его безсмертными памятниками науки и искусства, палъ подъ ударами варваровъ; но, умирая, онъ завѣщалъ имъ богатое наслѣдіе. Оно заключалось въ неоцѣненныхъ сокровищахъ его духа, выработавшаго свое самостоятельное воззрѣніе на жизнь, на природу и на человѣка. Художественная миѳологія Олимпа, будучи лучшимъ произведеніемъ народнаго генія, въ свою очередь воспитала въ древнихъ Грекахъ тотъ тонкій, артистическій сенсуализмъ, умѣвшій примириться съ философіей и этикой, который служилъ характеристическимъ отличіемъ эллинской цивилизаціи. Онъ обнаружился, съ разныхъ сторонъ, и въ религіи, и въ искусствѣ древнихъ Грековъ. Въ представленіи Грека, пластическая красота формы сливалась неразрывно съ невидимой и неосязаемой красотой духа, оживотворяющаго эту форму. Древній Грекъ не могъ совмѣстить въ своемъ умѣ независимаго представленія духа и плоти; то и другое существовало для него только въ одномъ цѣльномъ гармоническомъ сочетаніи. Эта отличительная черта эллинскаго искусства отразилась и въ религіозныхъ представленіяхъ Грековъ: они не выработали и не могли выработать никакой правильной дуалистической системы. При всей сложности ихъ религіознаго міросозерцанія, при всемъ обиліи миѳологическихъ образовъ, они умѣли сохранить въ своихъ вѣрованіяхъ характеръ художественной цѣльности и единства. Дуализмъ, любимѣйшая форма восточныхъ религій, остался чуждымъ эллинизму, потому что Грекъ не понималъ отдѣльнаго и независимаго существованія добра и зла ни въ человѣкѣ, ни въ природѣ. Въ эту богатую сокровищницу эллинизма, Римляне внесли мало новыхъ вкладовъ. При всемъ богатствѣ своихъ добрыхъ національныхъ качествъ, они были не способны къ широкому художественному развитію. Ихъ умъ, всегда счастливый въ области практической дѣятельности, былъ лишенъ самобытной творческой силы въ сферѣ искусства или отвлеченнаго мышленія. Поставленные лицомъ къ лицу съ греческой цивилизаціей, они приняли отъ нея только то, что обязано было своимъ происхожденіемъ жизненнымъ условіямъ, общимъ для Греціи и Рима: они приняли ея форму, ея сенсуализмъ, ея эпикурейскіе культы, однимъ словомъ ея грубую, чувственную сторону. Это обстоятельство не отнимаетъ, впрочемъ, у Римлянъ ихъ громадной заслуги передъ человѣчествомъ. Они выполнили далеко не маловажную долю своей исторической задачи, сохранивъ въ продолженіи нѣсколькихъ столѣтій духовное богатство Греціи и завѣщавъ новымъ народамъ то реальное, художественное воззрѣніе на вселенную, тотъ роскошный, полный жизни и свѣжести, культъ природы, которые составляютъ отличительное достояніе древности. Передачѣ этой не суждено было совершиться непосредственно: между паденіемъ древняго міра и возрожденіемъ его духовнаго идеала въ XV вѣкѣ, европейскіе народы пережили тысячелѣтій промежуточный періодъ, въ продолженіе котораго другіе идеалы, другія стремленія управляли ими. Средніе вѣка, съ высоты своихъ готическихъ башенъ, сурово и непривѣтливо смотрѣли на міръ: они уносились въ небеса, они презирали землю. Католическій риторизмъ гнушался земными благами; онъ проповѣдывалъ отреченіе плоти, постъ, молитву и страданіе. Земная жизнь, учили отцы церкви, ниспослана намъ въ наказаніе; тѣлесная оболочка – темница. Не веселиться и наслаждаться дарами Божьими пришли мы въ міръ, a для того, чтобъ самоотреченіемъ, страданіемъ и подвигами благочестія заслужить награду въ другой, загробной, таинственной жизни, которую христіанство опредѣляло только отрицательно, отсутствіемъ всего земнаго. То былъ таинственный міръ духовъ, незримыхъ, безплотныхъ, идеальное бытіе которыхъ непостижимо для смертнаго. Это отрѣшенное отъ плоти, враждебное всему земному, міросозерцаніе стояло въ рѣзкой противоположности съ преданіями классическаго міра. Древность обожала красоту формы и гармонически сочетала съ ней красоту генія, она вся облекалась въ пластику, въ веселую, радужную оболочку; христіанство не признавало тѣлесной красоты оно цѣнило только возвышенную красоту добродѣтели. Древность боготворила при-роду, хотѣла жить, наслаждаться жизнью; христіанство отрывало человѣка отъ земли и уносило его на небо.