Так они сердцем и умом продолжили Богообщение иными строками: покаяние сменяется мужеством и искренним дерзновением : «Господь пасёт меня и ни в чём не даст мне нуждаться на месте, где зелень обильна, – там Он меня поселил, у воды спокойной воспитал меня, душу мою обратил, направил меня на пути правды ради имени Своего. Ведь если я и пойду посреди тени смертной, не устрашусь зла, ибо Ты – со мною: жезл Твой и посох Твой – они меня ободрили. Приготовил Ты пред лицом моим трапезу напротив теснящих меня, умастил елеем голову мою, и чаша Твоя опьяняет меня, как крепчайшая. И милость Твоя будет следовать за мною во все дни жизни моей, и обитать мне в доме Господнем на долгие дни!» И они с жаждой пропускают новые строки: ирмосы рождают мужество и какое-то ликование, словами тропарей они умоляют о милости, дабы приступить к самому великому чуду, продолжающемуся из века в век, в своём уме, осознанно и со смирением. И, наконец, последующие строки отвечают их горячему сокровенному желанию.
«Да будет так». На часах пять утра. В горле пересохло. И по ним видно, почему принята традиция, не пить и не есть перед каждым совершением этого великого события. Им просто не важно, что им немного не хватает воды. Есть и другие причины, но это самая сильная. Они все в поту, они мало спали, но сердце ещё бьётся очень часто. Они взволнованны и это придаёт им бодрости.
Дверной замок защёлкнулся и они идут, обнявшись, прогулочным шагом по улицам, ещё освещаемыми фонарями, напевая в полголоса песнопения полутра тысячелетней, тысячелетней, полу тысячелетней и совсем небольшой давности. Этим утром они свободны как никогда.
Город спит, природа замерла, и только в каменной церкви горит множество свечей, стоит толпа народа, всем существом предстоя в ожидании чуда, и церковнослужители снуют туда-сюда, приготовляя всё для службы. 5:45. Вокруг свежо. Свет не горит, и только свечи и тишина, все замерли, когда … А впрочем, вся глубина переживания союзом двух любящих сердец ранее описанного действия и совершающегося ныне всё равно не передаваема. Об этом можно что-то сказать. Но всё равно не получится понять. Это можно только пережить самому. Среди того, что можно высказать – это чувство единения всех пришедших, живое наблюдение как совершаются, реализуются события нового завета и по сей день. Это то, что каждая служба бесконечно глубока и неповторима. Особенно та. Дело в том, что почти все люди пришедшие в храм в это утро очень хорошо знали друг друга, жаждали одного и того же и несли единый крест. Неспешно совершающаяся, то затихающая, то громогласная, то приходящая в движение, то замирающая многочасовая служба, отшлифованная более чем пятнадцатью веками практики, дающая возможность лучше понять и почувствовать даже очень далёких святых, предков и просто знаменательных личностей, она гармонична преображала, если того хотел человек, весь настрой и ход мыслей. Каждый раз это превращалось, при должном желании, в филигранную работу над личностью, над разрешением вопросов и прочим. Такое событие – принять самого Бога! Они должны бы волноваться. Но вот как-то и всё. Служба так прекрасна и плавна, как будто сама тебя за руку ведет по духовной тропинке к Событию и легонько проводит через это Событие дальше, при этом позволяя преобразится сердцем и умом до любой глубины, к какой ты только готов.*