– Так это Федор тебя в театр привел? – удивилась Маша.
– Ну да. Федя из тех людей, которые сами ничего не умеют, но постоянно крутятся в среде артистов, художников, писателей, поощряют их своими восторгами, знакомят друг с другом.
…Федя был общительным, хорошим парнем, играл в студенческом театре и в КВН, был главой студсовета, страстно любил путешествовать. Когда мы познакомились, он, как птичка певчая, порхал с одной работы на другую, иногда играл то в одном любительском театре, то в другом, его везде знали и любили. Но Федя только играл в актера и не хотел быть им по-настоящему. Больше всего ему нравилось находить новые дарования и приводить их в театр, желательно, чтоб это были девушки. Они смотрели на него глазами, полными обожания, слушали его, открыв рот, а он сиял, как медяк, начищенный от удовольствия. Но все быстро заканчивалось: его пассии или уходили в другие театры, или бросали актерство совсем, и он оставался один, но ненадолго.
– Теперь представляешь, Машка, как у Федора загорелись глаза, когда я ему рассказала о своем актерском прошлом? Он привел меня в свой театр и был невероятно горд тем, что он меня открыл, как Америку. Ему казалось, что я бутон, и его задача – заставить цветок раскрыться. И он сделал все-таки из меня актрису своей любовью и верой в меня.
…На первых порах мне казалось, что я попала в сказку. Актерская профессия воплощает мечты. Любая роль – это целый мир, который оживает, если в нее вложить душу. Мои миры оживали, я вживалась до костей. Я играла так по-настоящему, что если мне нужно было умереть на сцене, то задерживала дыхание до головокружения. Если нужно было рассердиться, то на самом деле выходила из себя. После спектаклей я долго сидела в пустой гримерке перед зеркалом, болело сердце, раскалывалась голова, а я твердила себе, как мантру, свое имя, чтобы вернуться в реальность.
Мы с Машей дошли до ее танцев и повернули в сторону дома. Маша молча посмотрела на меня долго и внимательно, и так по-взрослому, что у меня защемило: выросла…
Я продолжила:
– Постепенно чувства Федора ко мне стали остывать: ему нужна была новая муза. Я отпустила его, не стала держать. Он ушел из театра, и сейчас, говорят, занимается раскруткой своей новой пассии, художницы Юли… Назаровой? Или Морозовой? Не помню…
…И осталась я с театром один на один, уставшая, вымотанная, с дырой в душе. Но на сцену выходить надо было все равно. С больной головой, с подвернутой ногой или просто не в духе ты должен играть свою роль, смотреть зрителю прямо в глаза, и так играть, чтобы тебе поверили. Зритель не прощает халтуры. Надо отдать ему все без остатка. А что взамен? Цветы, аплодисменты? У них недолгий век. А одиночество гримерной и молчание телефона тянется мучительно долго.