– Не бойтесь, я правда хочу вам помочь сумки отнести. В какую сторону вам идти?
Надо сказать, что телосложения я хрупкого, таким, как я, кирпичи в карманы кладут, чтоб ветром не унесло. Меня поразило то, что восьмидесятилетняя старушка пожалела меня, подумала, что я недоедаю, хочу так заработать, а денег у нее нет. Она сказала мне:
– Что ты, внученька, я уж как-нибудь сама дотащу, – и посмотрела на меня добрыми глазами, и слезы невольно скатились по ее щекам, потому что у нее никогда не было детей и уже не осталось никого, кроме старого пушистого кота с левым желтым и правым зеленым глазом.
Я пыталась помочь людям. Парню, который стоял у цветочного киоска и выбирал цветы для девушки, я посоветовала три крупные желтые с красными краями розы. Просто подошла сзади и сказала ему: "Ей понравятся вот эти". Понятно, он не просто удивился, а даже испугался меня, и, спешно купив цветы, постарался побыстрее исчезнуть. Школьнице, которая, удрав с уроков, бродила по парку и пыталась курить, я дала нагоняй, хотя честно призналась, что сама частенько сбегала с алгебры. Юлька поверила мне, не называла сумасшедшей и не пыталась сбежать, но в глубине души думала, что я ее ангел-хранитель, и крылья у меня спрятаны под курткой. Когда я повернулась к ней спиной и сняла ее, Юлька только восхитилась, как ловко я замаскировалась. Переубедить ее было невозможно. Я нашла в парке старичка, одиноко сидевшего на лавочке и игравшего с самим собой в шахматы. Села рядом и попросила рассказать о Любе Ивановой. Он глянул на меня зло, исподлобья, и сказал:
– Девочка, не мешай старшим, уходи от греха подальше.
Заглядывать в душу нищенки, бродящей по парку с протянутой рукой и прикрытой повязкой глазом, было страшно. Я дала ей денег, но даже не разговаривала с ней, потому что глаз у нее абсолютно здоровый, а на шее под лохмотьями висит золотая цепь с палец толщиной.
Я бродила по аллеям надоевшего парка. Я не смогла помочь людям. Не верят они мне или я не могу найти подход? Пытаясь помочь им и читая только их мысли, меньше болела голова, и голоса затихали. Но стоило остаться одной, все начиналось по новой. Я прислонилась к дереву, закрыла глаза. Тишина, только вот опять болит правый висок, боль растекается, и…
– Наташа! – знакомый голос ножом резанул по сердцу. – Наташа!
Захотелось обернуться и побежать навстречу, но я не Наташа, я Тоня, Тоня, Тоня…
Я люблю его. Это такая любовь, когда ищешь в глазах хоть намек на чувство. Как больно быть рядом, но не вместе, быть верным, близким другом, быть в курсе всех его проблем и страданий, советовать ему, как ухаживать за девушками, а в душе радоваться только тому, что он сидит рядом и слушает меня… Сколько слез я лила по ночам! Но теперь я знаю – нет, я не хочу этого знать! – но знаю, что он безумно любит ее, свою Наташку, прижимает к груди, и сердце его до краев наполняется счастьем. Я стою рядом, спиной к нему, потому, что не хочу этого видеть, а он не замечает меня из-за пепельно-русых волос своей Наташки, из-за ее больших и пронзительных голубых глаз в окружении черных ресниц, из-за своей любви к ней.