– А ты мне не грози, мальчик. Тебе лет-то сколько? Двадцать пять? Двадцать семь? То-то, а мне сорок пять. Я еще при старом короле служить начинал, до Рудольфа, и так я тебе скажу – его величество внук достойный. Мало ли что вам в голову взбредет. Может, вы нас и положите тут всех, ну так я вам с того света в рыла плюну…
– Ах ты…
Перехватываю руку рыцаря, не давая ему вытащить меч.
– Храм теперь карает за честность?
Рыцарь слегка дергается, но потом оставляет эти попытки и смотрит на стражника с ненавистью.
– Никто не смеет…
– Да неуж? Ошибаешься, мальчик. При Рудольфе мою соседку Храм сжег. Травница была хорошая, моих детей от смерти спасла – не отстояли, не успели. Чем помешала? От Темного была? Да она и не думала о Темном-то, все травы собирала да сушила. Кто вам мешает сейчас сказать, что правитель наш тож от Темного? Потому как никого не жжет, не гонит, зла не творит…
– Тебе лучше, чтобы некроманты да прочая нечисть на воле гуляли?
– Если они не нарушают законов королевства – в частности, не похищают людей, – они могут гулять. Вот применение силы с целью навредить человеку, как то: порча, сглаз, подъем мертвых с целью причинения вреда… – принимаюсь занудствовать я, но рыцарь перебивает меня.
– Некроманты – зло!
– Мой знакомый чуть не умер, когда боролся с эпидемией. Я не буду называть городок, но спас он там несколько тысяч человек. Некромант.
– Это…
– Это было. Клянусь своей кровью. На кристалле правды присягну.
Рыцарь чуть теряется.
– Это… единицы!
– Ради этого он чуть не сжег себя. И вынужден был бежать из города, потому что туда вошли ваши отряды. Его хотели убить – выжил.
– Вы его знаете, ваше величество.
– Знаю. Только вам не отдам и не назову. Это его жизнь и его дело. Могу поклясться, что вреда он с помощью некромантии не чинит никому.
– Сейчас приведут Моринара, и мы пройдем…
– Э, нет. Тогда сначала нас убивайте, или идем все вместе, – снова встревает в разговор стражник.
Я ожигаю его взглядом.
– Повесить вас, что ли?
– А и вешайте, ваше величество. Наше дело такое – не убивать, так умирать, за родину голову сложить. А только одного мы вас не отпустим, кто их знает?
– Я приказываю…
– Приказывайте. Наше дело вас беречь, остальное неважно.
Ругательства срываются у нас с храмовником одновременно. И на дорогу наконец выводят Рене. Усталого, осунувшегося, но свободного.
– Алекс!
Подхожу и крепко обнимаю друга. Заодно сую ему за воротник конверт с письмом. Что делать, если меня сейчас убьют, куда ехать, какие у меня были планы.
– Жив?
– Я не думал, что ты придешь.
– Болван.
– Слушаюсь, ваше величество. Точно, болван.