Черт бы его побрал!
Первое впечатление, что произвел на неё Малек, было ужасным, поскольку она подслушала, как он рассказывал королю, что он не доверяет ей. Ведь она может быть шпионом, подосланным Балтазаном.
Черт…его возьми! Да как он посмел…
— Простите? — сухо сказал Малек.
Вздрогнув, она кинула быстрый косой взгляд на него и увидела, как он смотрит на нее, приподняв бровь. Нахмурившись, она вернула все внимание на дорогу.
— Я ничего не говорила.
— Нет, говорила, — ответил он. — Ты ругалась под нос с того самого момента, как мы покинули замок.
Она напряглась.
— Может быть, у меня есть основания ругаться. Я не ценю людей, которые распространяют обо мне злые слухи.
— Под людьми вы имеете в виду меня?
Она бросила на него сердитый взгляд.
— Да. — Он совершенно не выглядел обеспокоенным, и это возмутило ее еще больше. — Я слышала, что ты сказал королю в Большом Зале. Ты сказал ему, что не доверяешь мне. — Она видела, как его челюсть напряглась, когда он повернул к ней темный и опасный взгляд.
— Я не распространял слухи. Я упомянул очевидное. Ты сделала то, что никто другой никогда не делал.
Она покраснела.
— Я сбежала из тюрьмы этого демона, и это автоматически пометило меня, как шпионку?
— Этот демон приходится тебе дедом.
— Факт, который я обнаружила только на прошлой неделе! Мама держала эту информацию от меня в секрете.
— Тем не менее, мы не знаем, что Балтазан сделал с твоим умом. Он сильный вампир, который может манипулировать мыслями, контролировать умы. Твоя собственная мать обладает такими силами, так что ты знаешь, на что он способен.
Она подавила рыдания.
— Ты ничего не знаешь обо мне.
— Я знаю, что ты была его узницей два года и бежала без единой царапины.
Без единой царапины? Ее гнев угас, и она замолчала, думая о тех страшных ночах, когда волки Балтазана забирали ее из гарема и жестоко насиловали ее. Она вспомнила, как боролась, пока Балтазан не счел ее неподходящей парой для его волков и отправил в изолятор. В течение нескольких месяцев ее держали в темной, грязной клетке с очень малым количеством воды и еды, а повсюду были муравьи, они ползали по ее лицу, коже, голове.
Катя не могла ясно вспомнить изоляцию, потому что это было, когда она обезумела.
— Я сбежала с царапинами, которые не видно глазу. Царапинами, которые никогда не заживут, — бесчувственно сказала она. Будь он проклят за то, что она вспомнила.
— У меня есть свои причины, чтобы быть скептиком, — мрачно сказал Малек.
Она вспомнила, что сказала ей мать.
— Это как-то связано с твоим братом, — сказала Катя. Она заметила, как он напрягся.