– Да есть, – отвечаю сухо, не сводя с собеседницы взгляда. – Где-то завалялась пара трусиков и упаковка прокладок. Она забыла в прошлый визит ко мне. Как будем продавать? С аукциона, да?
Меня откровенно тошнит. Смерть близких и шоу – вещи несовместимые. Хочется заехать даме по измотанной, но ухоженной физиономии, застывшей сейчас в гримасе удивления.
– Хи! – приходит в себя Лилия, спустя мгновение. Не обиделась, не разозлилась, приняла, как удачную шутку… – Хи-хи-ха-ха-ха! – заливается громким истеричным смехом. – Ой, насмешила, ой, молодец, детка, ой, Сонечка!
Она не прекращая бурно смеяться, выдавливая из себя хохот короткими стреляющими горошинами, пошатываясь, идет к своей Хонде. Усаживается. Кажется, она изрядно пьяна…
– Эй, детка, возьми визиточку, ты мне понравилась! – кричит на весь двор, немного опуская стекло. Потом кидает сквозь щель пачку визиток. – Возьми! Я в долгу у тебя!
Спустя минуту, ко мне, опасливо косясь на Нинель, приближается Карпик.
– Возьми, – сует подобранную визитку Лилии. – Это тебе предназначалось. Она не последний человек, хоть и явно нездоровая. Пригодится еще. Бери…
„Да пошли вы все!!!” – кричу в мыслях.
– Спасибо, – говорю вслух.
* * *
Спустя время обнаруживаю себя с рюкзачком далеко за Марининой калиткой, а в рюкзачке – последнюю сигарету, визитку истерички-Лилии и… тетрадные листочки, покрытые Марининым почерком.
Не вернула! Не выложила на стол, когда бабка причитать начала, а нечаянно сунула в свои вещи… Ох ты, а ведь эти листочки, наверное, искать станут. Ладно б остальные, до них и дела нет. Но ведь матери Марининой, наверняка, все бумаги ушедшей дочери дороги и важны…
Возле трассы стоит магазин с надписью «Продукты, Напитки, Сигареты, Ксерокс, Парфюмерия». Ясно. Мне сюда. Благодарно киваю небу, дескать, спасибо, все поняла, действую. В тот же миг подтверждая свое ко мне расположение, из-за туч выглядывает давно уже не посещавшее наши места и души солнышко… Надо же!
Что-то я к этим знакам судьбы стала последнее время впечатлительна. Прям, как Марина незадолго до смерти. Прямо, будто слова старухи сумасшедшей сбываются, честно слово. Уподобляюсь покойнице, перетягивая на себя ее свойства…
Подобная мысль очень развеселила меня. То есть грех, конечно, смеяться над больными духом. Но старуха так складно говорила, так по-ведьмачески… И напугала меня вполне по-настоящему. Кому скажи – испугалась безобидной бабушки, божьего одуванчика! Засмеют ведь. Да и мне самой сейчас весело от таких нелепых своих промахов.
– Сколько копий снять с этой копии?