– До свидания, Мариночка. – бросает мне вслед упрямые слепой нищий с явными нотками вредности в голосе.
– Меня Софией зовут! – резко останавливаюсь, громадными порциями заталкиваю губами в легкие свежий, без примеси навевающего дурноту ладана, воздух, да еще и со стариком пытаюсь добиться точности. – Меня – вдох, – Софией – вдох – Зовут! – выдох-выдох-выдох-выдох…
– Хорошо, Мариночка! – отвечает нищий и хихикает.
И чего он на меня, спрашивается, обозлился?
Приняв окончательное решение на продолжении празднества не присутствовать, молча плетусь к трассе. Подъезжая, я наблюдала у поворота бетонную кабинку – то ли общественный туалет, то ли автобусная остановка. Второе сейчас бы очень пригодилось.
Снова звонит Павлик, сообщает, что захоронение уже произведено.
– Ты уже пришла в себя? – интересуется. – Мы в дом все едем. Тут сейчас довольно теплая компания.
Когда ж эта компания успела согреться? Были ж сплошь «чужие морды», пугающие Павлика…
– Допиваем первую, – проникновенно сообщает Павлуша, и не подозревая, что дает тем ответ на мои мысленные придирки.
К любителям выпить Павлик совсем не относится. Точнее, относится очень специфическим образом: он любит бывать в компаниях, где пьют. Сам при этом почти не употребляет, но получает массу удовольствия от раскрепощенности и откровенности других. Что-то нехорошее есть в этих его попытках рассмотреть «истинные лица» окружающих. Во-первых потому, что нельзя настолько не доверять людям, и считать, что в трезвом состоянии они фальшивые. А во-вторых, потому что вранье это все! По себе, по множеству своих друзей, по хорошо изученным любовникам знаю – пьяный не правду говорит, а первое, что на ум придет. Пьяный не свою сущность показывает, а любую яркую, которая в памяти окажется. Пьяным главное – грандиозность и мощь происходящего, о правде они при этом очень мало думают. Да и она о них забывает…
– Ну, так что? – Павлик все гнет свое. – Я ж понимаю прекрасно, никуда ты не уехала. Сонь, не капризничай! Где ты там? Возвращайся в компанию. Это же наш всеобщий последний долг …
И когда это мы, интересно, успели задолжать покойнице посещение пьянки? Вряд ли она этого от нас сейчас ждет…
– Я обижусь, Сонечка! – прибегает к крайней, на его взгляд, мере, Павлик.
– Ох, мальчик. – говорю без стеснения. – Ты неисправим! Я действительно давно уже уехала. И давно уже меня нет с вами. Не стоит обижаться – бессмысленно. Я давно уже далеко, Пашенька!
– Ой, – голос Павлика резко меняется. – А чего ты меня вдруг Пашенькой назвала? Раньше так лишь Маринка звала…