– Знаешь, я сейчас вспомнила, – не удержусь от соблазна проехаться по Марининой глупости. – Я многое для нее выдумывала. Ну, если вижу, как нравятся человеку подобные темы, что мне, жалко, что ль? Так вот она однажды на полном серьезе обиделась что я – такая бисексуальная и такая распутная – ее, Мариночку, ни разу не попыталась склонить к интимной близости… Я хохотала, как полоумная, когда услышала… Марина всегда очень нервничала, когда в нее не влюблялись. Всегда думала, что с ней, значит, что-то не так, раз все поголовно не сходят с ума от ее неординарности…
– Не язви, Сонычко. – спасет от чернухи Боренька. Остановит мягко, светло, совсем не нравоучительно. – Если она и впрямь гадина – так не стоит из-за нее язык пачкать.
– Она не гадина. – заспорю я, в приступе самобичевания. – Я это все просто так говорю. Из мести, для ответного удара. Ох, и плохая я, Боренька!!!
А он не станет убеждать, мол, хорошая. А просто глянет серьезно так, с пониманием…
– Эй, Сонычко! Подними лицо вверх, глянь в глаза своему тезке! – знакомый громкий шепот возвращает меня к реальности…
В мечтаниях о том, как пройдет наша встреча, я дошла уже до подъезда. Боренька, свесив патлы к соседям с первого, перегнулся через перила балкона и весело меня приветствовал. Разогнав налет белой мглы, на небе действительно красовалось солнышко. И от него, и от Бореньки, и оттого, что эти бесконечные похороны, наконец, закончились, я начала оттаивать.
– Я так рада тебе! – кричу Бореньке, позабыв сразу обо всех его беспутностях и глупостях, – Мне столько нужно рассказать…
– Валяй, – он приглашающее мотает головой. – Только я не один. Я с Танчиком…
* * *
– Файно! – прощаясь, Танчик всегда говорила это слово и описывала в воздухе круг приветливо выставленной вперед ладошкой. В их компании было так принято. «Файно» это завелось среди студентов после выхода одноименного альбома «ВВ», и мне всегда очень нравилось. Эдакое «Всех благ!» смягченное и облагороженное импортной стилизацией.
– Файно! – требовательно и капризно повторяет Танчик, требуя ответа. Ей так хочется приобщить нас к прекрасному, но мы сейчас такие неподатливые.
Несмотря на то, что в сердце моем притаился страшный зверь неверия миру, несмотря на полную мою подавленность, несмотря на умоляющее: «Уходи!Уходи!» – бьющееся в моем мозгу в адрес Танчика, я все же включаюсь в игру. И тоже кручу круги в воздухе. И смеюсь, разумеется.
Смешит меня то, что прощалась с медведеподобным Боренькой, Танчик всегда рисует ладонью окружность солидных размеров, почти распрямляет локоть, вытягиваясь. А мне же достается маленький, быстрый кружочек, похожий на крошечную лунку в заснеженном зимнем стекле.