– Брось, все это мелочи, рабочие моменты… – мямлю нерешительно.
– Знаешь, ты поддерживаешь меня уже самим фактом своего наличия рядом. Ты, наконец, на глазах, и мне спокойнее…
Нет ничего страшнее и тягостнее материнских чувств, которые не были выплеснуты вовремя, и потому наверстывают теперь упущенное там, где они совершенно неуместны…. Увы, не принимать их было бы слишком жестоко. Кроме того, что скрывать, я недолюбленный ребенок, и потому, даже сейчас, в свои тридцать три, ох как нуждаюсь в них.
* * *
«Три-четыре?» – Ромочка передает мне по внутренней связи условный сигнал, обозначающий «встаем и идем на перекур». Я отказываюсь, отсылая в ответ сообщение: «Зверь!».
За некоторое время переписки у нас уже выработался свой, не понятный окружающим язык. Произошло это не столько от необходимости конспирироваться, сколько по воле случая. Обоюдные приглашения на перекур изначально всякий раз производились перепиской вроде: «Пойдем пыхнем. Нервишки шалят»– «Прямо сейчас?» – «Ага» – «Ну пойдем, встаем на три-четыре» – «Три-четыре!». Потом все эти предисловия писать стало лень, и вызов производится теперь лишь последней фразой. «Три-четыре!» – значит, «вызываю тебя на перекур». С тем же, что послание «Зверь» обозначает у нас отрицание, вышла несколько более запутанная история. Как-то в ответ на какое-то мое незначительно предложение, Ромочка прислал стандартное «ОК». В тот день я прибывала в витиевато-романтично настроении, во всем искала тайные знаки, и все время думала о Бореньке, с которым пару дней, как встретилась. «ОК» пробудило в моем воображении тягу к абстракции. Если воспринимать это буквосочетание, как единый рисунок, то получается весьма забавный, лежащий на боку человечек, с расставленными руками и ногами. «Интересно, почему согласие у нас принято выражать криптограммой с изображением свалившегося на бок человечка?» – спросила я у Ромочки, чем повергла его в длительный ступор. Пришлось рисовать это ОК на листочке и объяснять ассоциации. Ромочка долго охал и смеялся, кричал, что скоро мы изобретем новый, но совершенно бесполезный язык, и долго еще, вместо «ок» неизменно слал мне в ответ «человек на боку». Спустя неделю это выражение сократилось до слова «человек». Ну а дальше, уже понятно. Если «человек» – это согласие, значит отрицание будет – «зверь».
«Как?! И ты, Брут?!» – возмутился Ромочка, который воспринял то, что одна из наших коллег бросила курить, как личное оскорбление, и теперь подозревал меня в подобном предательстве.
«Нет, просто курила только что. Разговоры с Александрой Григорьевной иначе не выдерживаю. Да и она – со мной. Едва друг-друга видели сквозь дым в кабинете».