…Николаша пришел в себя на скамейке в углу большого сквера, совсем неподалеку от дома. Было раннее утро. Солнце чуть показалось из–за крыш, окружающих сквер, но сам он был еще погружен в синеватый прозрачный утренний сумрак.
— Я ведь вам говорил — не гасите никогда свет, — произнес голос снова неведомо откуда появившегося Николай Николаевича. — Ну, пойдемте, пойдемте — чай пить, я уж заварил.
Четверть часа спустя, притащившись — еле переставляя ноги от нечеловеческой усталости — к себе в комнату, Николаша увидел разложенные на столе десять картонных упаковок с электрическими лампочками.
Один лишь раз, и то — несколько дней спустя, решился Николаша заговорить о той ночи.
— Видите ли… — привычно начал старик и — задумался.
— Видите ли, Николаша, — продолжал он спустя некоторое время, — этот дом — странное место, я сам толком не понимаю, что тут происходит… Или стало происходить… — он вдруг осекся.
— Что? — не дождавшись продолжения спросил Николаша.
— Н-нет, ничего. Видите ли, просто в темноте — вы же знаете — легче поверить во всякую мистику и легче, как бы это выразиться — стать ей заметным… Сила, наделившая вас своим… даром… не о вас ведь заботилась. Мы для нее все же, знаете ли — букашки…
Больше они к этому разговору не возвращались.
После еще нескольких «занятий» и «тренировок» в ближайших окрестностях Николай Николаевич решил, что можно выходить «в свет» по–настоящему, то есть подолгу и тесно общаться с согражданами. Николаша предложил пойти — была не была — в бар, что возле прежнего его дома: ностальгия все–таки донимала, да и знакомый человек в случае чего будет не лишним. «Заодно и отметим. Если все обойдется», — сказал он старику. Тот, подумав немного, согласился: — Ну, что же…
— Это, стало быть, вы получаетесь в роли Элизы, а я, значит — Хиггинса… — добавил он что–то непонятно.
К вечеру и отправились.
Нужно было ехать на метро, изображать из себя простого гражданина, в то время как заключенная в Николаше сила… — будет, дорогой вы мой, воздействовать на окружающих, благотворно так… словом, воздействовать — вы сами увидите… — так что «выход» получался по всей форме, проверить полученные молодым героем новые навыки можно было всесторонне.
Бар, куда они направлялись, был весьма демократического сорта, недорогой, но в общем уютный, домашний такой. «Или мне он теперь кажется таким?» — размышлял Николаша по дороге. Пока ехали в вагоне, полном народу, изменений в окружающих он что–то не замечал, однако у себя самого обнаружил странное чувство, которое неприятным назвать было нельзя, но которое, однако же, было явно непривычным — будто попал он в центр внимания всех без исключения людей вокруг, будто впились они в него жадными какими–то мысленными взорами, и он чувствует протекающие между собою и ними незримые токи, а они, тем временем, в его собственной, мысленно представляющейся ему картине — из тусклых, чуть живых, будто присыпанных пеплом угольков, разгораются все более живым и жарким пламенем… узнавания?