Но Коля ничуть, казалось, не удивился:
— Ребята, спокойно. Это — гости… мои… — помахал он рукой, жестом, который, вероятно, следовало рассматривать, как успокаивающий. Взгляды, как по команде, потухли.
— Что ты говоришь–то? — обратился он снова к Николаше как ни в чем ни бывало.
— Это… да — друзья, — ответил уже собравшийся с мыслями Николаша. — Я им ключ дал на одну ночь — ну ты понимаешь…
— Да понимаю, конечно, что же там не понимать…
— Ну да — друзья, понимаешь, молодые — им негде было…
— Ну да, понимаю, — отозвался Коля, — видать им там сильно приспичило — на двух машинах отъезжали… Правда, баба — да, баба одна — была. Сильна, видать, баба.
Николаша не нашелся, что на это ответить. Николай Николаевич выпрямился на своем табурете, явно сильно напрягшись.
— А, простите, долго они — там… — прямо глядя бармену в глаза, спросил он негромко.
— Да уж… Суток трое, наверное, торчали. С-суки, — неожиданно зло ответил тот. И также неожиданно, очень тепло взглянув на Николашу, извлек из–под стойки еще две стопки:
— Это вам — за счет заведения…
Потом достал еще одну — особую, по виду серебряную: неяркий свет висящей над стойкой лампы метнулся в ней двумя тусклыми бликами. Коля налил себе.
— За нас с вами, — серьезно сказал он.
Чокнулись, выпили.
— Вы, ребята, не волнуйтесь, — крякнув и закусив крошечным помидорчиком с Николашиной тарелки, сказал бармен, — они здесь больше не появятся. Идиоты ведь…
Николай Николаевич, улыбаясь, поднял руку и постучал согнутым пальцем себе по лбу. «Где–то я уже это видел», — подумал Николаша. А бармен неожиданно развеселился:
— Точно–точно, — хохотнул он, а затем серьезно добавил, глядя на старика с уважением: — Я так понимаю — вы в курсе.
«В каком курсе? Вернее — а Коля в каком курсе? Вернее…» — думалось Николаше почему–то все грустнее и грустнее.
— Так, за это надо выпить, — продолжал тем временем Коля.
Выпили за тех, кто в курсе.
— Вот что я вам, ребята, скажу, — говорил им бармен, когда еще через полчаса они расплатились и засобирались, — вы сейчас идите сюда, за стойку, а во–он там вон — видите? — служебный выход… Для непредвиденных ситуаций, — хохотнул он опять. — Так вот, вы в него выходите и оказываетесь во дворе — все лучше, чем в переулке тут мотаться.
Старик со всем возможным достоинством слез с табурета и заявил:
— Всего вам доброго, уважаемый Николай! — громко и торжественно, так что вновь повернулись к ним взгляды. Однако теперь они взглядов уже не замечали.
Уважаемый Николай приложил руку к тому месту, где даже у барменов полагается быть сердцу: