. Товарищ Николаева сказала, что она подчинялась групповым соображениям, что делила писателей на «своих» и «чужих», что у нее были какие-то «они». Может быть, спросить ее — кто это? Меня лично это дело взволновало, и хотелось бы, чтобы она сказала, кто такие эти «свои» и «чужие», что это за групповщина?
И последнее. Я слышал выступление товарища Твардовского. Мне показалось это выступление искренним, хотя, может быть, формулировки были не такие, как полагалось бы, но надо учесть, что он выступал уже много на различных собраниях и ему, может быть, просто надоело говорить. Но я хотел бы принципиально возразить против одного тезиса.
Александр Твардовский сказал, что он молодой редактор. Да, он молодой редактор, и он мог ошибиться в Гроссмане, но у него есть опытный помощник и умелый — Тарасенков. Когда Гроссман издавал «пифагорейцев», ему помогал Тарасенков… Тарасенков, который в присутствии нас, сидя в комнате товарища Фадеева, когда зашел разговор о Гроссмане, сказал: «Об этом человеке я не могу говорить сидя, я должен сказать о нем стоя».
Нам всем очень жаль нашего любимого большого поэта Твардовского, что он попал в эту кашу. Но мне хотелось, чтобы поручить Твардовскому проверить кадры «Нового мира», кто там всем этим занимается. Очевидно, там есть люди, которым выгодно запускать такие шурупы. Мы могли бы писать романы, стихи, драмы, а мы занимаемся всеми этими делами. Мы занимались Гурвичем целую неделю, а теперь занимаемся Гроссманом.
Я думаю, что Президиуму надо решить очень многие вопросы, и прежде всего поставить вопрос о моральной диверсии против писателей и всей нашей литературы[81].
Тов. Караваева:
Выступление «Правды» и журнала «Коммунист» еще лишний раз напоминает Союзу писателей о том, как сердечно заботится партия, чтобы наша советская литература шла вперед к коммунизму на уровне с самыми высокими идеями нашего века, чтобы она не ошибалась, чтобы она работала без просчетов. Ведь в самом деле, идет вопрос о том, как мы строим литературу коммунизма. Стройки коммунизма вот уже вступают в строй, они смотрят нам в глаза уже новыми жизненными отношениями, новыми великими завоеваниями всенародного труда. Как же мы, советские литераторы, должны на все это ответить?
Сейчас обидно заниматься такими историями, как история с романом Гроссмана, особенно в такие дни, дни незабываемой потери, какие мы сейчас переживаем. И вот в эти дни хочется на будущее заручиться какими-то организационными, моральными и творческими мероприятиями, чтобы все-таки работать без просчета.