В гарнизоне Лиона было около трех тысяч солдат, главным образом негров, которые, кстати говоря, позднее героически сражались на его северных подступах.
Пришлось отправиться глубокой ночью на поиски военного, министра или председателя совета министров. Я дал себе слово убрать из своего рассказа всю ненужную патетику. Грубые факты сами говорят за себя. Можно ли, однако, без волнения представить себе душевное состояние человека, которому в то время, когда вся страна находится на грани катастрофы, когда ее предают врагу, становится известным, что над его родным городом, которым он управлял вот уже тридцать пять лет, нависла беда. В военном министерстве, как и в совете министров, не было ни одного дежурного. Ни один отдел не работал, не горела ни одна лампа. Здание охраняли несколько человек – сонный лейтенант, старший сержант, два солдата и два жандарма-гвардейца. Самое живое, что было на этом кладбище – два бюста (возможно, бюсты маршалов). Впечатление такое, будто страна погибла, что ее уже нет в живых. Роберт Эскарпит, старший сержант, которого я встретил, оказался воспитанником высшего педагогического училища. Позднее в газете «Аксьон» от 6 июля 1945 г. он опубликовал свои воспоминания об этой ужасной ночи. Это он принес генералу Гуро известие о перемирии и видел, как генерал заплакал.
– Вам стыдно, – сказал он мне. – Мне тоже.
Один из солдат гвардии, как оказалось, знал меня. Он видел меня у себя на родине, в Ла-Бреде, когда я приезжал туда, чтобы принять участие в церемонии в честь Монтескье. Новое осложнение: воздушная тревога. Меня втолкнули в неосвещенный подвал, а мой помощник Фриоль в это время тщетно пытался узнать адрес маршала Петэна. Наконец через министра Бодуэна мы выяснили, где живет маршал. Мы понеслись туда в сопровождении маленького солдата из Ла-Бреда, который показывал нам дорогу. Наша машина упорно шла к цели, несмотря на категорические требования отрядов «пассивной обороны», провожавших нас свистками. Нас встретили гг. Амбер и Фонро. Разбудили маршала. Он принял меня в постели и дал согласие на то, чтобы Лион был провозглашен открытым городом.
Генерал Бино позвонил дежурному офицеру генерала Вейгана, а затем в моем присутствии префекту Болаэрту. Вернулся я домой в три часа утра. Однако вопрос все еще не был решен – у командующего альпийской армией, видимо, нашлись возражения. Каждые полчаса я звонил в лионскую мэрию.
Специально назначенные лица были наготове и ждали сигнала, чтобы взорвать мосты. Я запретил проведение этой операции. В 10 часов 19 июня помощник маршала по гражданским делам г-н Фонтрео явился сообщить мне, что под утро трудности возросли. В 6.30 командующий альпийской армией все еще не отменил своего приезд об обороне Лиона, в котором не было войск. Вопрос был улажен лишь к 7 часам утра.