На голову судьбы был надет прозрачный полиэтиленовый пакет, ее плащ из ядреной советской болоньи громко шуршал при малейшем движении, самодельный транспарант над головой тоже прятался под прозрачной пленкой, но его ничто уже не могло спасти – тушь потихоньку начинала стекать тонкими ручейками по белому ватману. Надпись решительно гласила: "Нет грабительским коммунальным платежам!", но дождевые потеки придавали ей немного жалобный вид. Собратья-коммунисты дружно скандировали: "Долой! Чиновных! Грабителей! Долой! Чиновных! Грабителей!", но судьба Ногинского молчала и, казалось, думала совсем об иных материях.
Моросил холодный летний дождик, небесная вода затекала за воротник и вызывала противный озноб, Ногинский невольно поеживался, но не мог сойти с места, наблюдая за происходящим. Бывший журналист, нынешний пенсионер еще недавно следовал по своим не требующим суеты и поспешности делам, но вдруг забыл о них и стоял возле пикета в позе любопытствующего зеваки. Его заметили активисты и в паузах между скандированием стали зазывать в свои ряды, взывая к общности интересов и социального положения. Ногинский не участвовал ни в каких общественно-политических предприятиях с тех пор, как они перестали быть обязательными, поскольку не видел в них практического смысла. Однако, теперь он быстро догадался, что в случае отказа присоединиться его в конце концов примут за соглядатая, поэтому счел за благо уступить зазывалам, протиснулся между милиционерами, которые плотно обступили коммунистов со всех сторон, и занял позицию в рядах пикета. Желая придать больше смысла спонтанному поступку, Ногинский постарался встать поближе к своей судьбе, оказавшись у нее за спиной. Он вытянул вперед руку с зонтом, желая защитить от погодных невзгод свою избранницу и привлечь ее внимание, но она упорно его игнорировала. Само собой, кричать он ничего не собирался, и только обдумывал в меру возможности создавшееся положение.
Женщина производила безотчетно приятное впечатление, даже пакет на голове ее не портил. Она, наверное, не думала о своей внешности, считая возраст чрезмерным для подобного рода забот. Из-за спины Ногинский не видел ее лица, но он успел хорошо его запомнить – наверное, на всю жизнь. И теперь мучительно старался понять, чем оно его поразило.
Год за годом он смотрел на женщин, с течением времени все менее и менее плотоядно, и на седьмом десятке стал немного в них разбираться. Женская красота уже давно не столько привлекала, сколько отталкивала опытного ценителя. Точнее, отталкивала его красота резкая, нарочитая, тщательно подчеркнутая, предназначенная поражать. Зато Ногинского влекло к женщинам, при первой встрече обдававшим его прохладной волной тихой привлекательности. В старости он только скорбно отводил глаза, плененный в очередной раз безвестной прохожей девушкой (не девицей!), жестоким усилием воли удерживаясь от провожания ее взглядом. Что уж людей смешить! Зато пенсионер стал вдруг различать среди прочих жизненных персонажей некоторых, очень редких, зрелых женщин, победивших время. Наполеон, обращаясь в Египте к своим солдатам, упомянул о времени, боящемся пирамид. Ногинский мог бы выступить перед неограниченной аудиторией с двухчасовой лекцией о женщинах, пленивших время. Они привлекали его неизмеримо сильней, чем юные создания в коротеньких юбочках или откровенных сарафанчиках. Гормоны не клокотали в теле умудренного жизнью старика, он сам уже давно состоял в коротком знакомстве со временем, и хорошо знал жестокость близкого внимания этой трудно определяемой категории. Знал тяжесть простого передвижения из точки А в точку Б, когда возраст лежит мертвым грузом на твоих плечах и наливает чугуном непослушные ноги. И не уставал восхищаться женщинами, отрицавшими время в высшем проявлении своей нелогичности. Они просто шли вперед, отказываясь верить суждениям опытных людей об объективных жизненных законах. Отрицали очевидные вещи, делали вид, что объективности не существует, сами для себя создавали реальность такой, какой они хотели ее видеть, и удивительным образом время покорялось их безразличию к суровым законам и нежеланию признать общепринятые нормы. Летели в тартарары мудрые речения прежних веков, рушились фундаментальные истины, но женщина с пакетом на голове упорно продолжала соперничать с молодыми конкурентками, ничего для этого не делая и не пытаясь прикидываться – она была такой в действительности. Забывшей о времени и заставившей время забыть о ней.