– Не помню. Хоть убейте, не помню. Просто заверил меня, что при желании можно выстрелить еще несколько раз. А сделал что-нибудь с пистолетом или нет – не помню.
– Убивать не стану, но мне все равно интересно. Куда вы потом дели этот пистолет?
– Никуда не дела. Она даже сейчас со мной. Я ношу его на спектакли, это мой талисман.
– Вы с ума сошли?
– Не больше, чем положено актрисе. А почему вы так бесцеремонны?
– Вы еще спрашиваете? Вы хоть знаете, что незаконное хранение огнестрельного оружия, тем паче его ношение, являются уголовным преступлением?
– Плевать. Не вижу в этом ничего преступного. Все, что я с ним делаю – кладу в сумочку или вынимаю оттуда.
– Я об этом и говорю! То есть, вы его ни разу не чистили и даже не сняли с боевого взвода?
– Совершенно точно не чистила, а что значит снять с боевого взвода – не знаю.
– Тогда сейчас все уже не так плохо. Он у вас в небоеспособном состоянии.
– Какая мне разница? Я не собираюсь из него стрелять.
– Вы – странная женщина. Вам говорили это когда-нибудь?
– Часто говорили. Я и сама так думаю иногда. Вдруг в голову вступит иногда – зачем тебе все это? Зачем всеми силами добиваться того, от чего нормальные люди бегут? Ответ всякий раз один – я странная женщина. Разве нет?
– Кажется, да. Мы с вами остановились на истории в кабинете Касатонова. Что же, вы вошли с пистолетом, произнесли свою угрозу, и он дал вам деньги?
– Разумеется, нет. Он удобно откинулся на спинку своего кожаного кресла и долго на меня смотрел, не произнося ни слова и никого не вызывая на помощь. Потом он признавался, что моя физиономия выглядела крайне убедительно, и он решил немного со мной поговорить и успокоить. Говорит, если бы я забрызгала его кабинет мозгами, ему пришлось бы искать помещение для нового, а он не хотел тратить время и деньги. Думаю, присутствовать при моем акте высочайшей глупости ему тоже не хотелось.
– И вы начали разговаривать?
– Начали разговаривать.
– С пистолетом у виска?
– Ну, не совсем у виска. Так, болтался в руке. Как будто я не знала, куда его деть.
– Сколько времени вы разговаривали?
– Несколько часов.
– Несколько часов?
– Да, несколько часов. Все время звонили телефоны, Сергей что-то кому-то говорил, но никому не разрешал войти и никак не намекал на мое неадекватное поведение.
– О чем же вы разговаривали несколько часов?
– О жизни.
– О вашей?
– Нет, вообще. О жизни вообще.
– А в каком году все это происходило?
– В девяносто восьмом, осенью.
– Представляю себе яркую картинку: осенью девяносто восьмого года психованная учительница с пистолетом в руке разговаривает о жизни с олигархом в его кабинете.