– Да, очень драматично.
– Я бы сказал, слишком драматургично. Если вставить такой эпизод в повествование, критики скажут: чушь собачья.
– Возможно, это именно она и была.
– Все-таки, о чем именно вы разговаривали? О жизни – это слишком общо. Я думаю, осенью девяносто восьмого у Касатонова и без вас хватало поводов для тяжких дум.
– Я не смогу воспроизвести весь разговор, но я отлично помню впечатление о нем. Кажется, я никогда в жизни не испытывала такой свободы. Плакала, смеялась, размахивала пистолетом и говорила только то, что действительно хотела сказать, а не то, что следовало бы сказать, и не то, что прилично было бы сказать, и не то, что могла бы сказать любая другая тридцатичетырехлетняя женщина.
– О вашей мечте?
– О моей мечте.
– И проняли самого Касатонова до самых печенок? Так не бывает в этой жизни, согласитесь.
– Да, не бывает. Я его не проняла, я его привлекла. Потом он говорил, что до меня ни разу в жизни не встречал человека, так страстно мечтающего об эфемерной ерунде.
– Я думал, люди в основном о ерунде и мечтают.
– В основном – не об эфемерной. И в основном – не так страстно. В общем, это Сергей так говорил, а что он подумал на самом деле, спросите у него.
– Я думаю, ему доводилось встречаться с известными театральными деятелями, мечтавшими примерно о такой же эфемерной ерунде, но с одним важным отличием. Они наверняка хотели театры в Москве. Или в Питере. На худой конец, в областном или республиканском центре. И только вы пришли к Касатонову, чтобы замахнуться на районный масштаб.
– Возможно. И о чем это говорит?
– О совершенном безумии.
Овсиевская отвлеклась от своей тарелки и посмотрела на репортера с удивлением.
– Вы так думаете?
– Нет, простите, я неточно выразился. Я имел в виду не абсолютное безумие, а безумное совершенство.
– Безумное совершенство?
– Да, безумное совершенство. Совершенство, абсолютно лишенное практического смысла.
– Ну, почему. Хоть и на деревне, но я первая. А в Москве была бы десять тысяч первой, или даже сто тысяч первой. На свете много людей с больным самолюбием, и я – одна из них.
– Как вы думаете, почему люди ходят на ваши спектакли?
– Хотят посмотреть на содержанку Касатонова.
– Я знаю нескольких человек, посещающих ваш балаганчик постоянно. Думаете, они никак не могут на вас насмотреться?
– Возможно, есть еще театралы и в наших палестинах.
– Есть. Благодаря вам, Светлана Ивановна. Есть заядлые театралы, а есть такие, которые ходят к вам из престижных соображений.
– Из престижных? Что вы имеете в виду?
– В интеллигентских и околоинтеллигентских кругах ваш театр престижен. Модно обсуждать спектакли, престижно встречаться на них.