– Вы не оригинальны, Светлана Ивановна. Я слышал и читал нечто в этом роде много раз в своей жизни.
– Нисколько не сомневаюсь. Все вы слышали и читали, только проку никакого.
– Знаете почему?
– Ну, просветите меня.
– Так проявляется ненавистная вам биология. Человек является частью животного мира, только он, как высшее животное, достиг непомерных высот агрессии и научился сочинять страстные стихи.
– Вы хотите сказать – мужчина является частью животного мира? Ведь высоты агрессии и поэзии – это, в основном, про вашего брата.
– Как посмотреть. Вот вы одним четверостишием сразили наповал железного человека, который, надо полагать, никогда не выделялся чрезмерным филантропизмом. Даже пистолет у виска вам не помешал. Так кто из вас двоих умело воспользовался поэзией в сугубо личных целях?
– Странно вы изъясняетесь, Николай Игоревич. Битый час я вам расписывала все перипетии моего приключения с пистолетом, а вы разговариваете так, словно я ни слова не произнесла. У вас избирательный слух?
– Не знаю, не знаю. Мой богатый опыт общения с людьми вообще и с женщинами в частности учит меня не верить в объективность. Я еще должен опросить Касатонова, его секретаршу и еще пару свидетелей, и, получив набор противоречащих друг другу текстов, попытаться составить собственное впечатление о происшествии.
– Замечательно. Значит, я вру?
– Нет, вы говорите правду, как вы ее видите. И при этом вы совершенно искренны. Из чего совершенно не вытекает соответствие ваших слов действительности. Утверждения трижды честного человека отвечают лишь его представлениям о правде. А что такое правда – вообще никто толком не знает.
– Как же?
– Так же. Правда всегда одна – это постулат тоталитарного общества. Стоит чуть ослабить железную хватку государства на горле общества, и моментально выясняется, что правда – у каждого своя. И чтобы отразить истину в освещении даже самого пустякового вопроса, нужно написать толстый роман, никакой газеты не хватит, даже журнала. А телевидение и вовсе рядом с правдой не стояло.
– Но вы ведь работаете в газете?
– Пытаюсь. Или делаю вид. Тем не менее, мне там деньги платят, а посему вопрос: что произошло в ресторане? Надо полагать, с пистолетом вас туда не пропустили? И, видимо, тот разговор вы помните лучше первого?
– Помню. Пришла в каком-то дурацком платье и без прически – думала, меня фэйс-контроль не пропустит, но Сергей заранее обо всем договорился.
– Он пришел без охраны?
– Не пытайтесь шутить, пожалуйста. Это у вас получается еще хуже, чем говорить правду.
– Я только пытаюсь вас подбодрить.