– От кого "от вас"?
– Ну, компания у нас была. Она с ним гуляла, гуляла, но не давала ни в какую, а потом выступила с такими заявочками!
– А что у вас за компания такая была? В ментовке часто ночевали?
– Да ты че? Какая ментовка? Ты на меня не смотри, это я сейчас бичую. А тогда рассекал с пацанами по Бродвею в полном прикиде, телок пользовал направо и налево.
Бродвеем в начале восьмидесятых на молодежном жаргоне называлась, разумеется, главная улица города, Самсонов и сам так называл ее в пору своей юности. Теперь он смотрел на Алешку и думал о невозможности случившегося. Надоедливый скудный умом сосед как бы случайно оказался причастен к сюжету порученного незадачливому журналисту очерка. Подобный авторский прием в литературном произведении Николай Игоревич без тени сомнения счел бы чрезмерной натяжкой. В происшествии ему увиделась и другая сторона: в последний вариант очерка новая история не помещалась никоим образом. С одной стороны, она укладывалась в рыцарский образ, с другой -объяснение сложного устройства личной жизни юной Светланы Ивановны займет недопустимо много места. Можно применить прием упрощенчества: пусть она станет жертвой нападения неизвестных хулиганов. Сроки поджимают, но можно попробовать втиснуть абзац-другой уже в редакции, на компьютере.
– Ну так че, ты о нем из-за этой доски пишешь? – напомнил о своем существовании Алешка.
– Написал уже, – бодро ответил ему Самсонов. – Извини, мне давно на работу пора. Кстати, а как его звали?
– Кого?
– Того другана, который телку хотел поучить.
– А зачем тебе?
– Подумал – может пригодиться.
– Перебьешься.
– Чего ты? Срок давности истек давным-давно, да и не напишет сейчас никто никакой заявы.
– Ну и что, причем здесь заява.
– Что, до сих пор его боишься?
– Кого это я боюсь?
– Другана своего. Сколько вас было-то там?
– А тебе какое дело?
– Я же о нем очерк пишу. Ты вот подкинул новенькую информацийку, надо ее вставить.
– Щас, вставил один такой.
Алешка перешел на обсценную лексику и проявил признаки агрессии, надвинувшись на Самсонова и отбросив его предупредительно вытянутую вперед свободную от рукописи руку.
– Рехнулся, что ли? – возмутился журналист, но в ту же секунду случилось непонятное. Он словно потерял равновесие, а также ориентацию в пространстве вообще, сделал несколько шагов в сторону по коридору и присел на корточки. В голове звенело, нижнюю челюсть с левой стороны пекло жарким пламенем, мысли спутались.
– Что, не нравится? – поинтересовался Алешка.
Самсонов вернулся в себя, поднялся на ноги, и не глядя на врага, молча поспешил к выходу, оставив свою чужую комнату распахнутой настежь.