>.
Черносотенцы не отрицали научных и технических достижений Запада. Однако европейская цивилизация объявлялась порождением несовершенного человеческого разума. Материальный прогресс неминуемо оборачивался потерей духовности. Один из представителей позднего славянофильства М.В. Юзефович заявлял, что покорение сил природы суть приготовительный класс развития человечества. Запад более или менее справился с этой задачей. «Западноевропейские народы оказали человечеству величайшую услугу, приготовив для будущего человека, каким он быть должен, вполне возделанную почву*>71>. Сеятелем на этой почве станет русский народ.
При возникновении славянофильского учения идеализация патриархальной старины была своеобразной реакцией на пороки буржуазного строя. Черносотенцы не упускали случая указать на ужасы капиталистического мира. «Хороши же хваленые братство и равенство, — сокрушалась правая пресса, — лошади едят на серебре, а тысячи бедноты погибают с голода в грязных кварталах Нью-Йорка, Вашингтона, Чикаго и других республиканских городов»>72>. Но контрасты можно было наблюдать не только в заокеанских городах, но и в трущобах Петербурга и Москвы. Крайне правые не могли не признать социальных противоречий, но усматривали их причину в трагическом зигзаге русской истории, которая делилась ими на два различных периода: московский и петербургский. Грань между ними провел Петр I.
Это была славянофильская схема. А.С. Хомяков указывал, что «с Петром начинается новая эпоха. Россия сходится с Западом, который до того времени был совершенно чужд ей*>73>. Подчеркивая свою лояльность к самодержавию и самодержцам, черносотенцы делали исключение для Петра I. Великий преобразователь России был единственным монархом, которого осуждали монархисты: «Но вот пришел Петр и своим могучим порывом не только «прорубил окно в Европу*, но настежь открыл ворота из Европы в Россию и, превратив Московское царство во Всероссийскую Империю, приказал ей забыть самобытные Русские предания, броситься в погоню за европейскими обычаями и учреждениями безо всякого разбора, не отличая в них драгоценного золотого от обманчивой мишуры*>74>.
Вопреки историческим фактам черносотенцы идеализировали допетровскую Русь как общество социальной гармонии. Вряд ли можно утверждать, что черная сотня стремилась загнать страну обратно в XVII в. Московское царство скорее представало в образе реакционной утопии, помещенной фантазией крайне правых не в будущее, а в прошлое. Сверяя эту утопию с общественным строем России начала XX в., крайне правые обнаруживали расхождение буквально по всем пунктам. Черносотенцы не признавали существования капитализма в России. Но анализ программных документов и публицистики крайне правых показывает, что они не покушались на основы капиталистического строя. Черносотенцы подчеркивали неприкосновенность частной и особенно земельной собственности. Но они считали недопустимым распространение буржуазных отношений во всех сферах жизни. Особый упор делался на неравноправные экономические связи с более развитыми капиталистическими странами. Черносотенцы провозглашали, что «финансовая и экономическая политика должна быть направлена к освобождению от зависимости от иностранных бирж и рынков»