командой адвокатов, которых она неизвестно откуда добыла, и договорилась, чтобы
это все было потом. И вот Джоан посмотрела на меня с грустной улыбкой на лице и
сказала слова, которые я хотела услышать весь вечер: "Ты можешь идти".
Майлз отвѐз меня в ближайший отель, где кто-то уже забронировал номер для нас
двоих. Шок, или что бы это ни было, который обосновался в моей голове, когда
Доминик толкнул меня в тот самолет, всѐ ещѐ окутывал меня, делая невозможным
для меня обращать внимание на что-либо вокруг. Я понятия не имела, где был отель,
город в котором он находился, или даже в какой стране. Я все ещѐ была вполне
уверена, что люди вокруг меня говорили на итальянском, но я не особо хороша в
языках, так что это мог быть какой-нибудь другой основанный на латинском язык.
Если бы не Майлз, я бы ходила по улицам, без денег, без ориентировки, или даже не
зная своего собственного имени.
Он осторожно отвѐл меня в ванную, как только мы оказались в комнате, и включил
воду в ванной. Мои руки тряслись, пока я пыталась раздеться. Без единого слова
Майлз помог мне с пуговицами и кнопками, осторожно без прикосновений к местам,
где это не было необходимо. Слѐзы навернулись на глаза. Воспоминания крутились в
голове снова и снова, пока я смотрела на Майлза.
Думал ли он, что я пошла с Домиником добровольно? Думал ли, что Доминик сделал
что-то ужасное со мной? Должна ли я говорить ему что произошло? Должна ли
говорить про головорезов, пистолеты и угрозы? Знал ли он, что планировал Доминик?
Знал ли он, что Доминик сказал мне? Что бы он подумал, когда узнал всѐ, что было
между мной и Домиником? Хотел бы он всѐ ещѐ меня?
Это всѐ крутилось так быстро, что я не могла ухватиться за единую мысль и
удерживать еѐ достаточно долго, чтобы оценить должным образом. Слезы капали и
страх – другой вид страха, оттого, как Доминик касался меня – загорелся у меня в
груди.
– Мне жаль, – прошептала я, когда Майлз снял рубашку, которую я носила.
Его глаза слегка расширились, темнота в них, которая была там с момента, когда я
впервые посмотрела на него в полицейском участке, расширялась и становилась
темнее.
– Тебе не за что извиняться, – сказал он, его голос был глубокий и полон эмоций. – Я
должен был защищать тебя лучше. Я должен был..., – он мотнул головой, его руки
застыли в миллиметрах от моих голых боков. – Это не твоя вина.
Я только кивнула, не уверенная что нужно ещѐ что-то сказать.
Когда я разделась полностью, он помог мне залезть в ванную, снова очень
осторожно, не прикасаясь ко мне таким образом, что эти действия могли быть