- Что из этого следует? - бесстрастно осведомился Гундарев.
- Нет, это же прекрасно! Вы только подумайте: есть день и час, когда все переворачивается и всякий ридлянин кому угодно может швырнуть правду в лицо, выплеснуть все накипевшее. Как это похоже на Землю!
- На Землю?!
- Именно, именно! Наидревнейший, можно сказать, ритуал... Вождь племени, прежде чем его возведут в сан, должен пройти поношение, чтобы чувствовал, помнил, не заносился! И даже в поздние времена подвластный и ничтожный мог однажды, в ритуалом дозволенный час, обличить своего властителя... Час равенства и раскрепощения, социальная отдушина, противовес жесткой заданности бытия! Мы это утеряли, заменили иным, а тут, надо же, сохранилось в своей первозданности!
Гундарев отступил на шаг.
- Вот, значит, как... И что же вы им, "оплевывающим", интересно, ответили?
- А ничего. Мы забыли, отвыкли, не знаем, как это бывает, ну и... Рамирес развел руками. - Зато теперь все как на ладони: и что плохого о нас думают, и как относятся, и какие мы идиоты... "Момент истины", да какой! И это вопреки всей их этикетности, регламентации, фальши... А может, наоборот, благодаря этому? Крайность обязательно порождает свою противоположность! Без отдушин жить-то нельзя...
- Нельзя, - эхом отозвался Гундарев. В его сознании смутно забрезжила какая-то мысль. - И что же вы сделали после "оплевывания"?
Поверить трудно! Сплясал! - Рамирес лихо откинул голову, - Вместе со всеми, и это было здорово. Этнограф я или не этнограф? Слушайте, господин Посол, если вы полагаете, что тем самым...
- Ничего я не полагаю. И я тебе больше не "господин Посол", заруби это себе на носу!
О! Уж не воспользоваться ли и мне "правом Семилунья"?
Валяй! Сейчас меня интересуют только две вещи: бочка вина и Твор.
- Бочка? - глаза Рамиреса выкатились сильнее обычного.
- Да, чтобы окунуть в нее Твора.
- Фью! Соблазнительно, и все же, братец, нельзя: Твор - слуга. Сегодня он тебя вправе, а не наоборот. Может, Владык для такого дела поискать? Рамирес издал короткий смешок. - Кажется, мы заразились и чуточку спятили, а?
"Верно", - чуть не сказал Гундарев. Мысль наконец прояснилась. Ай да Владыки! Сами не решились сорвать переговоры - страшно. Инициатива должна была исходить от нас, и они нам ее навязывали. Какие теперь переговоры, о чем? Глас народа - глас божий...
- А, где наше не пропадало! - вырвалось у Гундарева. - Гулять, так уж до конца!
Впечатления той ночи спутались в памяти Гундарева. Когда мосты сожжены, а в небе колдовской свет лун, а вокруг безудержное веселье и эта ночь, как молодость, больше не повторится...