Все, что я могла думать по этому поводу, — эта роза еще пообтреплет свои лепестки. Пусть теперь она выслушивает его резкие замечания, терпит прилюдные унижения и холодные войны. Помню, как-то раз к нам на обед пришли знакомые: какая-то Элексис, коллега по «Чердачной студии», и ее муж Стефан, пианист. Прихлебывая вино, мы обсуждали кинофильмы. Мне было тогда как-то особенно легко и весело, болтая, я что-то сказала про Das Boat, что-то о немецком солдате на подводной лодке.
— Das Boat? — начал глумиться Роджер. — Ты хочешь сказать, das BOOT?
Он произнес boot с немецким произношением, я же сказала Das Boat — то ли по-немецки, то ли по-английски. Неуклюжая попытка девушки, никогда серьезно не изучавшей языки, никогда не ездившей за границу. Я почувствовала себя водорослью среди этих отполированных академических жемчужин.
— Boot, boat — не знаю. — Я надеялась, что муж не будет устраивать сцену. — Откуда мне знать? Я испанский учила.
— Отлично, тогда скажи «лодка» по-испански, — Роджер сложил руки на груди и довольно улыбнулся друзьям.
После семи лет испанского я совершенно не помнила, как будет «лодка». В голове мелькали путаные слова и фразы: «Pelicula. Manzana. Man of La Mancha. Chimichanga».
— Я жду, сеньора Райан.
Кровь прилила к щекам. Элексис хихикнула. И тут произошло чудо.
— Barco, — сказала я, пораженная, что вспомнила, и злая, что пошла у него на поводу.
— Браво! — Роджер хлопнул в ладоши. — А теперь прогуляйся в cocina и свари нам cafe!
И захохотал, запрокинув голову. Элексис и Стефану, казалось, было неловко.
Я посмотрела на часы. Решение будет готово через шесть минут. Что, если Роджер все-таки получит полную опеку Пита? Что мне тогда делать? Я вспомнила короткий стишок, который выучила на одном из собраний «Анонимных переедающих»: «Боже, даруй мне силы принять то, что я не могу изменить…»
Как мы до этого докатились? Вспомнилась радость на лице Роджера, когда я показала ему в ванной тест на беременность, который он, кстати, вставил в рамочку. Как он бросался за йогуртом «Бен и Джери», когда я говорила, что мне его очень хочется. Как он массировал мои опухшие ноги на последних неделях беременности, как целовал каждый пальчик и писал на них «П-и-т-е-р» и «Э-м-и-л-и». Мы не знали, мальчик будет или девочка, пока Пит наконец не родился на свет, и когда это произошло, Роджер сам плакал как ребенок.
Все обещания и надежды на будущее, неужели они были лживыми и пустыми?
Вдруг мне на колени плюхнулся завернутый в целлофан «гадательный пирожок».
— Ну, вперед. Посмотрим, что нас ждет в будущем. — Надо мной возвышался Омар, холеный и гладкий, как лис, и полностью отдохнувший. А я тут сижу, как размякшее шоколадное яйцо в этой кофточке для беременных.