– Разумеется, знаю. А что он натворил?
– Пока неизвестно, я как раз и занимаюсь выяснением этого факта. Скажи, как он выглядит?
– Высокий, лет сорок пять – сорок восемь. Но мужик он еще ничего, довольно импозантный.
– Спереди у него залысина имеется?
– Да вроде есть.
– А как человек? Что ты о нем можешь сказать?
– Если честно, я знаю его очень поверхностно. Он темная лошадка, как говорится. Его у нас зовут «Марк Шагал тарасовского разлива».
– Почему Марк Шагал?
– Ты картины Шагала видела?
– Видела, что-то там у него летало, люди или коровы.
– Эта картина называется «Коровы над Витебском». Потом, когда он за границу уехал, таких работ с сумасшедшинкой у него еще больше появилось. А Воложский… В общем, это надо видеть.
– Слушай, ты можешь дать мне его координаты? Телефон, адрес?
– Сейчас, подожди, я посмотрю, где это может быть записано.
Она ушла, а я снова переключила внимание на Соловьеву.
– Я участвовала в многочисленных выставках: областных, республиканских и зарубежных, – продолжала вещать она. – Одну из них, выставку в Тарасовском художественном музее имени Радищева в 2000 году, я считаю ключевой, потому что это была наша совместная выставка с московским художником Адольфом Демко. А девять лет спустя сбылась моя давняя мечта – мои работы были выставлены в Музее-усадьбе Борисова-Мусатова. Самым большим счастьем я сегодня считаю годы работы в Доме творчества в Москве и встречи с художниками из других городов России.
– Вот, держи. – Наташка вернулась и протянула мне лист бумаги. – Здесь его домашний телефон, адрес и адрес мастерской.
– Как войти с ним в контакт? Какой предлог придумать?
– Закажи ему свой портрет.
– Наташ, меня вот что еще интересует. Я в живописи разбираюсь, мягко выражаясь, не очень. А точнее сказать, очень не. Но все же. Вот как ночной лес может быть серо-буро-малиновым?
– Танюша, чтобы не очень грузить тебя, скажу, что Ирина Петровна показала свое видение природы и свое отношение к ней.
– Ага, поняла. Теперь, если увижу на картине сине-фиолетовую Сахару, значит, у меня не глюк, это пейзажист видит ее такой. Ладно, Наташ, спасибо. Пока.
Я вышла на улицу. Надо бы зайти к подруге Алены Сосновской. Может, сейчас мне кто-нибудь откроет. Я снова оказалась у дома Николая Петровича. У дверей квартиры 127 я услышала громкий женский голос:
– Опять, скотина, нажрался! Опять, сволочь, на бровях приполз!
– Што т-ты, Настенька, што ты, – заплетающимся языком проговорил испуганный мужской голос, – м-мы только с друзьями по чуть-чуть.
– Какой по чуть-чуть, ты на ногах не стоишь! Чтоб тебя чума забрала!