Искренне Ваш
Петр Димитров
P. S. Пользуюсь случаем послать Вам и ряд моих первых опытов в служении поэтической Музе. Убедительно прошу Вас найти время и прочесть их, а также, ежели это возможно, высказать по этому поводу свое компетентное мнение. Здесь, в Сливене, они находят почитателей, так г-н Гидиков, также Ваш преданный почитатель и, к великому счастью, мой родной дядя, оценивает их положительно и говорит, что в них чувствуется зерно таланта, из которого может прорасти колос настоящей поэзии, но совсем другое — услышать мнение поэта, слава о котором гремит по всей стране и который является одним из светил нашей родной литературы.
П. Д.
Разумеется, уважаемый и дорогой господин Христов не только не удосужился ответить на это письмо, но даже и не соизволил вернуть посланные на его суд мои первые стихотворные опыты. Как же, снизойдет это светило, звезда, которую боготворят Яворов и Славейков, до нашего брата, простого смертного! Разве он сможет выкроить время, заполненное развлечениями с отечественными и импортными кокотками, чтобы прочесть стишки какого-то провинциала! С него хватает и собственных сквернословий… Следует признать, что после всего этого значительно упрочилась моя юношеская неприязнь к этому бесцеремонному человеку, который и в самом деле поставил свое ничем не подкрепленное самомнение выше всех и вся, даже выше своих патриотических чувств.
Когда и я перебрался в столицу, которая в то время (двадцатые годы), как магнит, притягивала все талантливое из провинции, то Кирилла уже там не застал. Он отправился в Германию, влекомый своей бешеной планидой, жаждой легкой и блестящей жизни. Я был тепло и охотно принят в кругу его литературных противников, так как не скрывал своего отрицательного до мелочей отношения к его поэзии и идейным позициям. Впрочем, по сути дела, в Софии уже не осталось даже его противников, о нем просто позабыли. К тому времени относится и наша достаточно оживленная переписка, из которой мне хотелось бы процитировать некоторые отразившие дух эпохи отрывки. Вот, например, что я пишу, помимо всего прочего, в письме в Лейпциг, датированным 12 ноября 1928 года:
Дорогой Кирилл!
С восторгом прочел твоих «Печенега и монахиню». Уж эти-то стихи и вправду четко вырисовываются на фоне бесцветной, немочной поэзии, настолько характерной для нашего времени, что…
Искренне твой
Петр
P. S. Выслать ли тебе что-нибудь из моих вещичек, чтобы ты сам мог судить, чего я достиг в своих попытках обогатить слабосильную болгарскую прозу? И ежели они подойдут под высокую мерку твоих критериев, пусть они увидят свет, да к тому же в просвещенной Германии. Слышал, что ты наладил солидные контакты с тамошними изданиями.