Гашек не рассказывал нам, как восприняла его заботливая мать коренное преображение сына и чему она его приписала. Но больше она не появлялась в коридорах училища, сопровождая своего любимого единственного сыночка.
Однажды после занятий — это было весной 1900 года — Слави пришел к нам в пансион, радостно размахивая какой-то газетой, и сказал, что сегодня вечером он нас угощает. Оказывается, он послушался моего совета (я забыл сказать, что во время второй нашей «тайной вечери» я в шутку посоветовал ему записать одну из тех историй, которые он, выпив, так хорошо рассказывал). Он тогда с пренебрежением отнесся к моему предложению, а вот теперь решился, и рассказ появился на белый свет. Заглянули мы в газету — это были «Народни листы» — и там под заглавием «Ефрейтор Котерба» увидели имя автора — Ярослав Гашек (тогда он еще не придумал себе ни одного из многочисленных псевдонимов, которыми впоследствии подписывал свои фельетоны). Мы поздравили его от всего сердца. «Вот увидишь, ты будешь писателем-юмористом, — сказал я. — Только, когда станешь знаменитым, не забывай, что это я тебя открыл». — «Не забуду, не забуду, — говорит. — Всему виной анисовка…»
Фельетон мы прочитали вслух. Нас с Оником он немного разочаровал. Когда Слави рассказывал свои истории, получалось намного смешнее. Оказывается, благопристойности ради фельетон был сильно урезан и отредактирован. Это сразу чувствовалось — из фельетона были выброшены все нецензурные, коробящие добропорядочного бюргера выражения. И все-таки — первая напечатанная вещь! Слави радовался, как ребенок, хотя ему было очень жаль одной исчезнувшей немецкой фразы — «Das ist aber eine Hure sie will nicht mit mir schlafen» («Ну и шлюха, не хочет со мной спать»).
Как бы там ни было, вечером мы вылезли через окно и дыру, проделанную нами в заборе. Слави ждал нас у фонтанчика на Лоретанской площади. В пивной «У старого вола» мы выпили пива на весь будущий гонорар автора и прекрасно провели время. Тут мы узнали, что Слави и без нашей помощи значительно преуспел в алкогольной науке. Завсегдатаи пивной его уже знали и наградили его прозвищем «Веселый толстяк». Подвыпившие посетители посылали ему и нам, его друзьям, огромные кружки пива, а хозяин пан Петишка, грузный господин с одышкой, бывший фельдфебель австрийской армии, вытерев залитые пивной пеной руки, пришел лично поздравить молодого «пана писателя» за фельетон в «Народни листы», в котором он здорово разделал швабов и им подобных. К полуночи мы вспомнили, что, если не вернемся в пансион, нам несдобровать. Пан Петишка вызвал фаэтон, нас усадили, и мы поехали в сопровождении какого-то пана Бретшнейдера, который явно не был таким пьяным, как притворялся. Позже мы поняли, что он был шпиком австрийской полиции, отвечавшим за питейные заведения на Лоретанской площади. А когда Слави исключили из Коммерческого училища, нам стало ясно, почему этот назойливый господин все время крутился вокруг молодого «пана писателя», о чем-то расспрашивал и нарочито ругал Габсбургов и «всю их венскую аристократическую сволочь». С помощью этого услужливого приятеля мы перелезли через забор (тайный лаз мы так и не смогли найти). Влезая в окно, мы старались как можно меньше шуметь, но почему-то все время порывались петь. Дело кончилось тем, что привратник пан Горачек проснулся и сцапал нас. Отбившись от наших объятий и поцелуев, он затолкал нас в нашу комнату и закрыл ее на ключ с внешней стороны.